Сорок лет назад в сборнике, посвященном памяти М. А. Бакунина, появилась статья Ю. Стеклова "М. А. Бакунин в Швеции в 1863 г."1 . В основу статьи были положены архивные документы из фондов III Отделения, министерства внутренних дел и министерства иностранных дел России2 , отражавшие ту озабоченность и страх, который вызвали в высших правительственных сферах известия о появлении М. А. Бакунина в столице соседнего государства и о его деятельности в Швеции. Ю. Стеклов использовал также ряд шведских и польских источников, касавшихся этой страницы биографии М. А. Бакунина. Но Ю. Стеклов излагал историю пребывания М. А. Бакунина в Швеции в чисто биографическом плане, не связывая это пребывание с проблемами русского революционного движения.

Когда в 1953 г. М. В. Нечкина опубликовала записку Н. П. Огарева "Три вопроса"3 , содержавшую программу редакции "Колокола" в отношении финского национально-освободительного движения, а несколько позднее появилась публикация письма Н. П. Огарева к выдающемуся финскому публицисту и демократическому деятелю Эмилю фон Квантену4 , деятельность М. А. Бакунина в Швеции предстала в иной исторической перспективе - как один из аспектов проблемы: русский заграничный центр в Лондоне и финское национально-освободительное движение5 . Отношение русских революционеров к финским демократическим деятелям, к нараставшему в Финляндии (входившей с 1808 г. в состав Российской империи как Великое княжество Финляндское) движению за восстановление национальной независимости страны определялось их общей позицией в национальном вопросе, их установками на объединение со всеми оппозиционными царизму демократическими силами. Возможности исследования названной проблемы сейчас значительно расширились. МИД СССР недавно получил из Швеции документальный комплекс в фотокопиях, включающий 15 единиц хранения Шведской Королевской библиотеки (фонд Эмиля фон Квантена и фонд Августа Сульмана) и досье

1 См. "Михаил Бакунин. 1876 - 1926". Сборник статей. М. 1926.

2 Все эти архивные документы вошли в издание В. Полонского "Материалы для биографии М. Бакунина" (Т. II. М. - Л. 1933).

3 М. В. Нечкина. Новые материалы о революционной ситуации в России 1859 - 1861 гг. "Литературное наследство". Т. 61.

4 "Огарев - Эмилю Квантену". Публикация С. А. Макашина. "Литературное наследство". Т. 63, стр. 145 - 150.

5 Источником для исследования этой проблемы является также переписка А. И. Герцена, Н. П. Огарева и М. А. Бакунина (А. И. Герцен. Собрание сочинений. Т. XXVII. М. 1963; "Письма М. А. Бакунина к А. И. Герцену и Н. П. Огареву". Женева. 1896; "Материалы для биографии М. Бакунина". Т. II).

стр. 36
министерства иностранных дел Швеции. Ранее неизвестные советским исследователям письма Бакунина (три), Огарева (одно), Герцена-старшего (три) и Герцена-младшего (два), а также письма польского эмигранта Зыгмунта Йордана (пять) и, наконец, объемистая рукопись Бакунина "Societe Internationale Secrete de l?emancipation de l?humanite" намного обогащают документальную базу истории русско-скандинавских общественных связей6 . Постараемся выяснить, что нового дают нам материалы шведских архивов для понимания отношения А. И. Герцена, Н. П. Огарева, М. А. Бакунина к проблемам финского национально-освободительного движения.

Предысторию шведско-финских связей издателей "Колокола" раскрывают находящиеся в коллекции письма активного агента Чарторыских, члена "Бюро польских дел" - тайного органа "Отеля Лямбер" (резиденция главы польской аристократической эмиграции в Париже) Зыгмунта Йордана к Эмилю Квантену. В начале 1861 г. З. Йордан вступил в переговоры с руководителями русской заграничной прессы, стараясь выяснить возможности для использования их огромного авторитета в интересах польской аристократической эмиграции. Редакторы "Колокола", не обманываясь насчет политического лица чарторысщины и проводя последовательную и самостоятельную политику в отношении Польши, считали все-таки целесообразным установление деловых контактов с "Отелем Лямбер". Немаловажное значение при этом они придавали тому факту, что аристократическая партия благодаря хорошо поставленной организации имела обширные связи, в том числе в литературно-газетной сфере. По словам исследователя истории польской эмиграции, "развитие революционного движения в Царстве Польском вынудило Чарторыского в начале января 1862 г. вновь послать З. Йордана в Лондон для переговоров о конкретном сотрудничестве с "Колоколом"7 . В результате неоднократных обсуждений отчетов З. Йордана о его беседах с А. И. Герценом, Н. П. Огаревым и М. А. Бакуниным "Отель Лямбер" 20 января 1862 г. принимает решение "заключить сделку" и создать в Бюро "Русскую комиссию"8 . Прямым результатом соглашения, предусматривавшего взаимную помощь в пересылке пропагандистской литературы, была предпринятая З. Йорданом в конце января 1862 г. в Копенгагене попытка найти посредников-книготорговцев для распространения пропагандистской литературы среди русских моряков9 . Эта попытка представляется также одним из звеньев той деятельности, которую З. Йордан вел в скандинавских странах. По словам русского эмигранта В. И. Кельсиева, З. Йордан "имел большие связи при разных дворах, особенно при стокгольмском..."10 .

Хранящаяся в фонде Августа Сульмана, видного политического деятеля Швеции, редактора крупной стокгольмской газеты "Афтон-

6 В сообщении Л. Ланского "Неизвестные письма А. И. Герцена" ("Вопросы литературы", 1966, N 3) названы и процитированы в отрывках три письма А. И. Герцена к Эмилю фон Квантену, полученные автором в фотокопиях с оригиналов, хранящихся в Шведской Королевской библиотеке. Они входят в исследуемый нами документальный комплекс. Об этих материалах упоминает Майкл Фатрелл - автор книги "Северное подполье" (M. Futrell. Northern Underground. - Episodes of Russian Revolutionary Transport and Communications through Scandinavia and Finland, 1863 - 1917. Faber and Faber. L. 1963, p. 240). В статье Мишеля Мерво "Bakunin, le Kolokol et la question finlandaise". ("Cahiers du Monde Russe et Sovietique", 1966, vol. VII - 1) широко использованы советские публикации по данной теме и имеющаяся литература. Однако новые архивные материалы остались ему неизвестны. Документы цитируются в переводе с французского, немецкого и шведского языков.

7 С. М. Фалькович. Идейно-политическая борьба в польском освободительном движении 50 - 60-х годов XIX века. М. 1966, стр. 147.

8 Там же, стр. 148.

9 Там же, стр. 314.

10 В. И. Кельсиев. Исповедь. "Литературное наследство". Тт. 41 - 42, стр. 348.

стр. 37
бладет", записка З. Йордана приоткрывает связи З. Йордана со шведскими либеральными органами, его инициативную роль в развертывании на страницах шведской прессы кампании, направленной против царизма. Как выясняется из новых документов во время своего пребывания в 1862 г. в Швеции З. Йордан развивает энергичную деятельность, чтобы привлечь к сотрудничеству финскую эмиграцию" сосредоточившуюся в Швеции. Ему удалось установить деловые отношения с руководителем идейного центра финской эмиграции - Эмилем Квантеном. Финский патриот, сторонник национальной независимости своей страны, склонявшийся к программе объединения Финляндии со Швецией на автономных началах, Эмиль Квантен организовал в Стокгольме систематическую пропаганду идей финской независимости, причем адресовал ее в Финляндию11 . Два первых письма З. Йордана - от 12 сентября и 16 октября 1862 г., - написанные Э. Квантену из Парижа, куда З. Йордан вернулся из Швеции, выявляют практическую основу отношений, связывавших финских эмигрантов с польской аристократической партией. Руководители "Отеля Лямбер" открывали финской эмиграции доступ в европейскую прессу через те самые каналы во французских, английских газетах, журналах, в телеграфных агентствах, по которым шла к европейскому общественному мнению их собственная пропаганда. Со своей стороны, З. Йордан ждал от Э. Квантена - члена шведского риксдага и человека, имевшего доступ к королю благодаря своей должности "вице-библиотекаря Королевской библиотеки", - информацию о политической ситуации в Швеции, о перспективах получить поддержку от шведского правительства и политических кругов Швеции, налаживал через него связь со шведскими и финскими общественными деятелями. К сотрудничеству с финнами, как и к сотрудничеству с "Колоколом", польские эмигранты относились как к временной сделке. Третье из имеющихся в нашем распоряжении писем З. Йордана к Э. Квантену написано им 19 января 1863 г. из Лондона, за три дня до польского восстания. В Лондон он был направлен с тем, чтобы уговорить издателей "Колокола" поместить статью, которая задержала бы приближавшееся выступление12 . Мы узнаем из этого письма о действиях, предпринятых З. Йорданом в Швеции во время пребывания там в 1862 г., в порядке выполнения соглашения с А. И. Герценом и Н. П. Огаревым. Оказывается, он не ограничился поисками посредников-книготорговцев в Копенгагене для транспортировки лондонской пропагандистской литературы в Россию. "Во время моего пребывания в Стокгольме, - писал в этом письме З. Йордан, - я поручил господину Боннье связаться с издателями "Колокола" в Лондоне и взять на себя продажу и распространение книг и изданий, выпущенных Свободной русской типографией. Желая облегчить проникновение упомянутых книг и изданий в Россию, я обращаюсь к Вам, милостивый государь, с просьбой поговорить на эту тему с господином Боннье и поддержать не только политические интересы, которые с этим связаны, но и коммерческие, чтобы Русская Лондонская типография не потеряла по крайней мере свой капитал, необходимый ей для дальнейшего существования. По договоренности З. Йордана с А. Боннье - главой крупнейшей шведской издательской и книготорговой фирмы - последний направил письмо к Бакунину, но "оказалось, что это письмо потеряно и не дошло по месту назначения"13 .

Лондонское письмо З. Йордана представляет особый интерес и содержащимся в нем прямым свидетельством о позиции лондон-

11 Сведения о деятельности Э. Квантена в Стокгольме содержатся в работе Э. Г. Карху "Финляндская литература и Россия. 1850 - 1900" (М. - Л. 1964).

12 С. М. Фалькович. Указ. соч., стр. 316.

13 Шведская Королевская библиотека. Фонд Эмиля фон Квантена. Ер. Q. 1. Письмо З. Йордана от 19 января [1863].

стр. 38
ского центра в отношении Финляндии. "Я обращаюсь к Вам с полным доверием - писал З. Йордан Э. Квантену, - потому, что гг. Герцен, Бакунин и Огарев говорили откровенно и не скрывая, что Финляндии имеет такое же право распоряжаться своей судьбой, как и Польша и другие народы, страдающие от царского гнета".

Завязывавшиеся отношения с финскими деятелями приобретают особую актуальность для русского заграничного центра в связи с начавшимся в Польше восстанием. Энергичные действия, предпринятые в 1863 г. в Швеции издателями "Колокола", имели своей целью нанести удар царизму путем открытия дополнительно к польскому фронта на северной границе России и соединения русского, польского и финского освободительного движения. В реализации этих замыслов с самого начала активное участие принял М. А. Бакунин. Как известно, М. А. Бакунин в это время всецело был поглощен идеей русско-польского революционного союза. Он изложил ее в письме к Центральному народному комитету (Польское революционное правительство в Варшаве) от 21 февраля 1863 года. Основные положения этого письма разделялись руководителями русской заграничной пропаганды. Свое личное участие в восстании М. А. Бакунин связывал с организацией на территории Польши русского легиона из добровольцев, который должен был стать действенным выражением единства русских и польских революционных устремлений, перенести пламя восстания в глубь империи. Обстоятельства, обусловившие пребывание М. А. Бакунина в Стокгольме, прямым образом связаны с этими планами. Как только началось восстание" М. А. Бакунин обратился к Варшавскому революционному правительству с просьбой разрешить ему поездку в Польшу. Однако, опасаясь слишком энергичного вмешательства М. А. Бакунина в польские дела, революционное правительство такого разрешения ему не дало. В этой ситуации М. А. Бакунин решает приблизиться к цели, отправившись в Польшу через Швецию, надеясь по пути туда или уже на месте добиться контакта с руководителями восстания14 .

Несомненно, что переговоры А. И. Герцена и Н. П. Огарева с членом ЦК общерусской конспиративной революционной организации "Земля и воля" А. А. Слепцовым, приехавшим в Лондон в феврале 1863 г., в ходе которых обсуждались вопросы организации сношений с русским революционным подпольем, изыскания дополнительных путей транспортировки изданий Вольной типографии в Россию, сбора средств для "Земли и воли", активизировали предпринимавшиеся ранее действия лондонского центра в отношении Швеции. 21 февраля М. А. Бакунин выезжает в Швецию через Брюссель, Гамбург, Киль и Копенгаген15 . А 20 феврали 1863 г. З. Йордан писал из Парижа Э. Квантену: "Время так дорого и дела такие срочные, что я могу написать Вам всего несколько слов, чтобы рекомендовать г-на Магнуса Беринга Вам, гг. Манкель, Бланш и Вашим друзьям, которым он захочет быть представленным. Примите его как моего друга, говорите с ним обо всем, что Вас интересует, постарайтесь с ним договориться и оказывайте ему в дальнейшем помощь и поддержку. Я не имел возможности подробно с ним беседовать перед его отъездом, поэтому не могу сообщить Вам никаких подробностей о его планах, но я глубоко уверен в чистоте его намерений по отношению к Польше и Финляндии. Он может, как все люди, ошибаться, но он не обманет". Под именем Магнуса Беринга скрывался Михаил Бакунин.

Письмо З. Йордана влиятельному деятелю финской эмиграции

14 См. "Письма М. А. Бакунина к А. И. Герцену и Н. П. Огареву", стр. 162 - 107.

15 Там же, стр. 109 - 110.

стр. 39
в Швеции усиливает вероятность подлинности известного в литературе письма М. А. Бакунина, подписанного именем "Магнус Б.", жившему в Париже польскому эмигранту Александру Гуттри от 2 марта 1863 года. В этом письме М. А. Бакунин, соглашаясь с мнением Гуттри, что еще не настало для него (Бакунина) время отправиться в Польшу, сообщает ему о своем плане поехать прежде в Стокгольм, "чтоб дождаться там благоприятных известий" и употребить свои "усилия к тому, чтобы возбудить в Финляндии движение, которого желаем не только мы, но и наши друзья в Петербурге"16 . Ссылка на Петербург могла быть результатом переговоров со Слепцовым.

Начавшаяся в марте в Лондоне по поручению польского Временного национального правительства подготовка морской экспедиции в Литву под командованием полковника Лапинского для доставки добровольцев и, что было особенно важно, оружия, в котором так нуждались повстанцы, полностью отвечала установкам русского заграничного центра относительно желательного характера развития польского восстания. "Польская революция, - писал Огарев в ближайшие к этому времени дни, - действительно удастся только тогда, если восстание польское перейдет соседними губерниями в русское крестьянское восстание"17 . На Литву при этом возлагались наиболее серьезные надежды. По договоренности с польским правительственным комиссаром Юзефом Демонтовичем, которому А. И. Герцен и Н. П. Огарев помогали в организации экспедиции, М. А. Бакунин должен был присоединиться к ней по пути ее следования. Для перевозки добровольцев и оружия был предоставлен английский пароход "Уорд Джексон", который вышел из Саутгемптона 22 марта 1863 года. Уже 24 марта М. А. Бакунин отправил из Готтенберга - шведского порта - Александру Герцену-младшему обширное письмо, хранящееся в фонде Эмиля Квантена, в котором он, предполагая покинуть Швецию, передавал сыну Герцена все свои полномочия, вводил в курс дела и рекомендовал тех лиц, с которыми А. А. Герцену предстояло вместе работать. Как видно из текста, М. А. Бакунин начал писать это письмо в присутствии Э. Квантена и другого деятеля финского национального движения, А. Норденшельда, по пути в Гельсинборг, где он 26 марта присоединился к отряду Лапинского.

Для А. А. Герцена 1863 год был временем, когда дело, которому посвятил свою жизнь отец, стало и его делом. Вернувшись в 1861 г. в Лондон из Берна, где он блестяще окончил университет и получил степень доктора медицины, А. А. Герцен все более втягивается в политическую деятельность. Уже во время своего морского путешествия в Норвегию и Исландию в мае - октябре 1861 г. он выполняет поручение редакторов "Колокола" и налаживает связи с норвежскими книготорговцами18 . Его посещение Гейдельберга в декабре 1861 г. сопровождалось политической демонстрацией - в лице сына Герцена гейдельбергское студенчество на специально устроенном торжественном обеде приветствовало издателей "Колокола". А. И. Герцен считал эту встречу решающим моментом в политической биографии своего сына, определившим его дальнейший путь как революционера. "И как отец, и как друг я желаю, чтоб ты этим путем шел, чтоб я мог всегда и твердо опереться на тебя и тебе завещать часть нашего дела", - писал он ему в Гейдельберг19 . Дальнейшая переписка А. А. Герцена с отцом свидетельствует о том, что Герцен-младший был в курсе дел и замыслов русской революционной эмиграции. Приехав-

16 "Материалы для биографии М. Бакунина". Т. II, стр. 567.

17 "Пять революционно-конспиративных документов из бумаг Огарева". "Литературное наследство". Т. 61, стр. 521.

18 "Проблемы изучения Герцена". М. 1963, стр. 507.

19 А. И. Герцен: Собрание сочинений. Т. XXVII, стр. 203 - 204.

стр. 40
ший в Лондон А. А. Слепцов, по-видимому, организационно оформил фактическое членство А. А. Герцена в русской конспиративной организации. На него были возложены обязанности связного между Лондоном и Парижем, куда А. А. Слепцов выехал во второй половине февраля. А. А. Герцен снова посещает Гейдельберг, где в это время идет активная работа по сбору средств и мобилизации людей для создания русского легиона в Польше. Именно все эти ответственные поручения, которые редакторы "Колокола" рассматривали как первоочередные, задержали отъезд Герцена-младшего в Швецию, на котором настаивал М. А. Бакунин20 . Однако поездка сына Герцена в Швецию и данные ему при этом полномочия были, несомненно, важнейшими из его конспиративных акций. Он выступал здесь как уполномоченный "Земли и воли" по кардинальным вопросам финского и русского освободительного движения.

Как известно, экспедицию Лапинского с самого начала постигла неудача из-за неумелой конспирации. В Мальме шведское правительство, не желая содействовать открытой военной операции против России, задержало пароход "Уорд Джексон" и интернировало польский отряд, который оставался здесь более двух месяцев. Предпринятая 11 июня попытка достичь берегов Литвы на датской шхуне окончилась трагически: высаженная на шлюпки часть отряда была потоплена бурей. Экспедиция не достигла своей цели, и ее оставшиеся в живых участники были распущены.

Вернувшись из Мальме в Стокгольм, М. А. Бакунин, понявший, что его участие в польских делах становится все более проблематичным (это вытекало не только из неудачи экспедиции, но и из отношений, сложившихся у него с поляками, в частности с представителем Временного национального правительства в Лондоне Ю. Цверцякевичем), с головой уходит в финские дела, на что сразу обратили внимание русские правительственные агенты в Швеции21 . Впрочем, как это видно из названного выше письма М. А. Бакунина к сыну Герцена от 24 марта 1863 г., уже до этого, за месяц пребывания в Швеции он сумел наладить с представителями финской эмиграции самый тесный контакт. Он рекомендует А. А. Герцену Эмиля Квантена и Адольфа Норденшельда как "серьезных финских патриотов", как своих "неоценимых друзей", личных и политических, заслуживающих "неограниченного и безусловного доверия". Основа объединения с ними - солидарность интересов: "Они хотят освободиться от нас и стать независимыми, мы же будем ближе к нашей собственной свободе, если они благодаря собственному немедленному действию освободятся от нас, - наше стремление к самоосвобождению должно и будет объединять нас. На этом основании мы протянули друг другу руки во имя общего дела". "Я заключил с ними, - сообщает М. А. Бакунин, - от моего лично имени и от имени всей партии союз на жизнь и на смерть, простой принцип которого есть свобода и абсолютно свободное самоопределение для всего - как для нации, так и для провинций. И пусть твой отец напишет Квантену и Норденшельду письмо по-французски и ратифицирует наш союз и нашу личную дружбу". Из письма М. А. Бакунина мы узнаем, что не без его участия было принято решение об организационном оформлении финского национально-освободительного движения: "Квантен и Норденшельд немедленно основывают тайную организацию в Финляндии, которая должна иметь целью дисциплинирование общественного мнения, которая должна агитировать в Финляндии и, наконец, помогать восстанию против русского владычества. Для этой помощи мы уже вызвали од-

20 Там же, стр. 311.

21 "Материалы для биографии М. Бакунина". Т. II. Донесения русского посланника в Стокгольме.

стр. 41
ного друга из Финляндии в Стокгольм". Основной целью деятельности А. А. Герцена в Швеции М. А. Бакунин считает установление "непосредственной связи финских организаций с Лондоном и Петербургом". Эта связь нужна обеим сторонам: "Петербург и Лондон предоставляют Финляндии всю возможную помощь печатью или делами. Со своей стороны, Финляндия окажет нам неоценимую помощь во всем, что касается русской программы и тайной корреспонденции с Петербургом и остальной Россией".

История письма-инструкции М. А. Бакунина Герцену-младшему выясняется из записки, написанной первым Э. Квантену и посланной уже из Гельсинборга 28 марта "за два часа перед отходом" "Уорд Джексона", когда Бакунин был уверен, что он отправляется прямо в Польшу. "Я посылаю тебе начало письма к молодому Герцену, - писал М. А. Бакунин, - прочти его и дай прочесть Норденшельду. То, что я не успел сказать ему, скажите ему сами. Особенно помогите ему успешно осуществить дело - финско-русскую конспирацию, а также связь и пропаганду через Финляндию и Петербург". Письмо к сыну Герцена содержало конкретные указания относительно конспирации, а также поручения. Прежде всего М. А. Бакунин советовал ему не выступать в Швеции под собственным именем, а назваться Магнусом Берингом, то есть передавал ему одно из своих конспиративных имен (сам он пользовался в Швеции именем канадского гражданина Анри Сулэ). М. А. Бакунин сообщал ему конспиративный адрес в Петербурге для установления связи с петербургским центром и вызова оттуда человека в Стокгольм. Если же "никто не сможет приехать", он рекомендовал послать в Петербург кого-нибудь из финнов. Как в письме к А. А. Герцену, так и в записке Э. Квантену М. А. Бакунин перечислял имена лиц - шведов и финнов, на которых он мог опереться в Стокгольме. В их числе уже упоминавшиеся в письмах З. Йордана публицист А. Сульман, стокгольмский банкир Ляллерштедт. Если первый из них на протяжении всей последующей деятельности М. А. Бакунина в Швеции был практически наиболее полезен ему в среде либеральной общественности, то с Ляллерштедтом связывались планы использовать для сношений с петербургским подпольем стоящие вне подозрений корреспондентские каналы банкира22 . Но эти намерения, по-видимому, осуществить не удалось. Особенно настоятельно М. А. Бакунин просил Э. Квантена и Норденшельда познакомить сына Герцена с жившим в Стокгольме видным финским эмигрантом, в курсе политических действий которого был сам шведский король, - Юханом Нордстремом, эмигрантами Бьереком и Хиртом, шведским генералом фон Бильдтом, а также с братом короля принцем Оскаром.

Письмо, предназначенное М. А. Бакуниным для сына Герцена, не было им получено - оно так и осталось в архиве Э. Квантена. Однако в несохранившихся мартовских письмах из Стокгольма М. А. Бакунин, по-видимому, информировал А. И. Герцена и Н. П. Огарева о своих знакомствах среди финской эмиграции и о переговорах с ее представителями. Все основные факты, о которых М. А. Бакунин сообщал в не дошедшем по назначению письме от 24 марта 1863 г., были им известны. Об этом свидетельствует первое из писем А. И. Герцена, хранящееся в фонде Э. Квантена, - от 28 марта 1863 года. Ссылаясь на срочный отъезд М. А. Бакунина из Стокгольма и на свое заочное знакомство через него с адресатом письма, А. И. Герцен просит о содействии в первоочередных и практически уже начатых делах. "Б. говорил в своем письме о двух вещах, - писал А. И. Герцен, - во-первых, о посылке наших изданий в книжную лавку А. Боннье, - это мы уже сделали при посредничестве его корреспондента Лонгмона

22 "Пять революционно-конспиративных документов из бумаг Огарева", стр. 519.

стр. 42
в Лондоне и будем, ждать его дальнейших распоряжений. Второе дело также имеет очень важное значение. Б. нам писал о возможности наладить близкие отношения между Вашими соотечественниками и нами, он говорил также о проекте поездки одного из его друзей в Финляндию. Я был бы готов сам поехать в Стокгольм, но я думаю, что мой сын может меня великолепно заменить, и его поездка не помешает моей работе. Я жду Вашего письма или телеграммы, чтобы поручить его Вашей братской опеке (это молодой человек - 24-х лет), он пользуется моим полным доверием в самых секретных делах. Если мое присутствие все же будет необходимым, я могу приехать позже. Я прошу Вас написать мне. Мы думаем, наконец, устроить в Стокгольме русскую типографию, чтобы передать ей часть нашей работы. В ожидании Вашего ответа передаю Вам самый дружеский привет от меня и моего товарища и друга г-на Огарева, Алекс. Герцен".

Как видим, переговоры с одним из крупнейших шведских книготорговцев и издателей, каким был А. Боннье, начатые еще при содействии З. Йордана, вступили в стадию своей практической реализации. Из опубликованных писем А. И. Герцена известно, что вплоть до июня 1863 г. на имя Боннье шли ящики с изданиями Вольной русской типографии. А. И. Герцен сообщал М. А. Бакунину точные расчеты и условия торгового соглашения, поручая ему посредничество в этом деле23 . Письмо свидетельствует также о том, что А. И. Герцен связывал поездку в Швецию своего сына, а если будет необходимость, и собственную, с работой по координации усилий с финскими демократическими деятелями. В этом письме содержится первое заявление о намерении руководителей Вольной русской типографии в Лондоне организовать также типографию в Стокгольме (как это уже было сделано в Берне). Создание типографии в Стокгольме, помимо увеличения объема пропагандистской литературы, должно было служить еще одной задаче: печатать в безопасном месте и в непосредственной близости от русской границы издания "Земли и воли"24 .

Не получив ответа на свое письмо, А. И. Герцен 10 апреля вновь пишет Э. Квантену. Из этого второго письма, хранящегося в фонде Э. Квантена, видно, что М. А. Бакунин, вернувшийся в Стокгольм 2 апреля25 , "оставлял", по словам А. И. Герцена, издателей "Колокола" "в полном неведении относительно того, что происходит". "Мне кажется, что он в Стокгольме, - продолжает А. И. Герцен. - Но я хотел туда ехать только в случае его отъезда. Вчера мы получили телеграмму, в которой он приглашает меня с сыном, не объясняя причины. Будьте добры, милостивый государь, взять на себя труд сказать Берингу, что я прошу прислать мне однозначное письмо, или, если это невозможно, сообщите мне хоть слово. Мой сын нездоров, он смог бы выехать через 3 - 4 дня". В действительности, в эти дни сын А. И. Герцена совершал очередную поездку в Париж с конспиративным заданием26 . Но уже 11 апреля А. И. Герцен писал дочерям: "Саша собирается в Швецию". 20-го числа он сообщал им, что поездка состоится, "может, на следующей неделе..."27 . Однако, по- видимому, тогда же в Лондоне было получено письмо М. А. Бакунина от 31 марта, которое писалось в несколько приемов и было отправлено лишь 15 ап-

23 А. И. Герцен. Собрание сочинений. Т. XXVII, стр. 316.

24 Там же, стр. 329.

25 "Материалы для биографии М. Бакунина". Т. II, стр. 569; А. И. Герцен. Собрание сочинений. Т. XXVII, стр. 306.

26 А. И. Герцен. Собрание сочинений. Т. XXVII, стр. 306.

27 Там же, стр. 310.

стр. 43
реля28 . Поняв из этого письма, что требование М. А. Бакунина о срочном приезде А. И. Герцена или его сына было просто "напрасный remuemenage", Герцен и Огарев ставят теперь отъезд Герцена-младшего в Швецию в прямую связь с возможной перспективой европейской войны ввиду демарша Англии, Франции и других европейских держав в поддержку Польши29 . Вопреки М. А. Бакунину, который считал допустимым воспользоваться войной в революционных целях, А. И. Герцен и Н. П. Огарев категорически исключали подобную позицию. Сделаться союзниками Наполеона III и "двадесяти языцей" означает, считал А. И. Герцен, стать неприятелем, врагом русского народа. "Если будет война, - писал Н. П. Огарев М. А. Бакунину, - то нам ничего не остается, как переждать ее, ибо вмешаться с этой стороны и самому противно и совершенно кредитоподрывательно"30 . Кроме того, поездка сына А. И. Герцена связывалась также с дальнейшей судьбой экспедиции Лапинского31 , ибо от этого зависело, останется ли М. А. Бакунин в Швеции или отправится вместе с экспедицией в Литву. Именно в эти дни, между 21 и 28 апреля (29-м числом датируется письмо А. И. Герцена Н. П. Огареву, содержащее критические замечания "на счет финского письма"), Н. П. Огарев написал инструкцию Герцену-младшему - "Три вопроса", которой тот должен был руководствоваться в своей деятельности в Швеции.

Примерно в один из тех же дней (письмо датировано 25 апреля 1863 г.) М. А. Бакунин, в свою очередь, написал пространное письмо-обращение к деятелям финского национально-освободительного движения. Суть этого письма раскрывается в его начальных фразах: "Я убежден, - приступает прямо к делу М. А. Бакунин, - что пора всем нам сговориться. Мы не должны терять ни минуты, ибо события разворачиваются с поразительной быстротой, и у нас едва останется время хотя бы на то, чтобы прийти к взаимному согласию и подготовиться. И мы, мы должны протянуть друг другу руки для общего дела, так как у нас одни и те же интересы. Вы хотите, господа, свободы и полной независимости вашей родины. Мы хотим этого же, искренне, полностью признавая за Финляндией неоспоримое право распоряжаться собой, - право на отделение от Российской империи, с тем, чтобы либо остаться одной, независимой от всех своих соседей, либо присоединиться к такой политической системе, которая ей понравится".

И Н. П. Огарев и М. А. Бакунин признавали за Финляндией безусловное, неоспоримое право на самоопределение, на самостоятельное государственное существование. Их позиция в этом вопросе была, несомненно, согласованной, и выступали они в данном случае от лица "Земли и воли", как прямо и заявляет М. А. Бакунин: "Я обращаюсь к Вам, господа, от имени этого общества, которое дало мне право представлять его за границей, право, которое я разделяю с моими лондонскими друзьями Герценом и Огаревым". Формулируя взгляды и политические цели "Земли и воли" в отношении свержения самодержавия и предоставления права национального самоопределения всем народам, порабощенным царизмом, М. А. Бакунин предлагал финнам союз и помощь в их борьбе за независимость, а взамен просил начать в Финляндии активную пропаганду, направленную против цариз-

28 Там же, стр. 311.

29 Ноты европейских держав с представлением в пользу поляков были получены в Петербурге 17 апреля. А. И. Герцен узнал об этом, по-видимому, между 23 и 27 апреля (там же, стр. 312, 313). А 29 апреля А. И. Герцен писал М. А. Бакунину, что поручения (А. А. Герцену. - Е. Р.) "совершенно будут иные - если будет война, иные - если не будет войны. Вот причина, почему я оттягивал его отъезд" (там же, стр. 315).

30 Там же, стр. 312.

31 Там же, стр. 305, 311.

стр. 44
ма; развернуть пропаганду среди эстонских и латвийских крестьян Ливонии, Эстонии и Курляндии с целью поднять там восстание; помочь в распространении пропагандистских изданий в России, а также в установлении постоянных связей между Петербургом, Стокгольмом и Лондоном.

Для осуществления всех этих задач М. А. Бакунин предлагал финским патриотам объединиться в тайное общество, "создать центральный комитет из пяти, семи или даже десяти лиц, служащий центром всей финской конспирации и придающий регулярный, гармоничный и единый характер всей работе финского союза". Он рекомендовал им затем связаться "с временным польским правительством, с Лондоном через Стокгольм и с С. -Петербургом". Последний пункт обращения гласил: "Податель сего письма снабдит вас также всеми необходимыми адресами для связи Вас с Стокгольмом и через него с Лондоном. Кроме того, он доставит вам все необходимое для установления постоянной связи с Центральным комитетом "Земли и воли" в С. -Петербурге. А теперь, господа, мне остается только выразить надежду, что вы примете это письмо с такими же искренними чувствами, какими оно было продиктовано, и что Вы не откажетесь заключить с нами союз, столь же необходимый для нашей свободы, как и для вашей. Надеюсь также, что вы не замедлите с ответом. От имени общества "Земля и воля" М. Бакунин".

Содержание этого письма - обращения М. А. Бакунина к финским патриотам - очень близко в своей позитивной части к его письму А. А. Герцену от 24 марта, оставшемуся у Э. Квантена. Этот документ свидетельствует о практических усилиях, предпринимавшихся М. А. Бакуниным для организационного оформления финского национально-освободительного движения. Тот факт, что документ остался у Э. Квантена, свидетельствует о неудаче М. А. Бакунина весной 1863 г. установить связи с внутрифинским движением.

Герцен-младший, выехавший из Лондона 16 мая, прибыл в Швецию при политической ситуации, отличавшейся от той, которая была в начале польского восстания. Восстание не приняло того социального характера, при котором (как полагали деятели "Земли и воли") появилась бы возможность его органического слияния с русским освободительным движением. Провал экспедиции Лапинского уничтожил серьезный шанс на возможность превращения Литвы в фермент общерусского восстания. С другой стороны, поскольку европейские державы не спешили более действенно выступить в защиту Польши, русская революционная партия среди прочих направлений своей деятельности продолжала работу по налаживанию русско-финского сотрудничества для общей борьбы с царизмом. Но теперь это сотрудничество должно было иметь своей целью не организацию немедленного совместного русско-польско- финского выступления, как это мыслилось еще в марте - апреле. Речь шла, и об этом прямо писал Н. П. Огарев в записке "Три вопроса", о "союзе на серьезную подготовку общего восстания через два, три, четыре года, т. е. тогда, когда все шансы будут в нашу пользу и силы достаточно подготовлены. В этом случае Швеции остается тайное покровительство всего, что мы с финнами будем устраивать". Как известно, по совету А. И. Герцена Н. П. Огарев разделил свою записку на инструкцию собственно для Герцена-младшего и на письмо к финскому деятелю, датированное 15 мая, в котором коротко описал положение дел и понимание русскими революционерами задач финского национально- освободительного движения, а также определил цель поездки представителя "Колокола" в Стокгольм: "Именно для того, чтобы скрепить наше будущее объединение и обсудить во всех подробностях, что мы можем и должны сделать в настоящее время, к вам и послан молодой Герцен: ему даны

стр. 45
все необходимые инструкции"32 . Как видим" Герцену-младшему были предоставлены чрезвычайно широкие и ответственные полномочия. Однако, учитывая сложившуюся к этому бремени в России ситуацию, разгул шовинизма, трудно было рассчитывать на организацию действенных связей с петербургским революционным подпольем. Поэтому задача А. А. Герцена сводилась к тому, чтобы "приготовить надлежащий прием тому посланцу "Земли и воли", которому "случится после приехать". Спеша связаться с внутрирусским руководством "Земли и воли", М. А. Бакунин, вопреки просьбе Н. П. Огарева "не отправлять финна в Питер" прежде получения "следующего письма или присылки Саши, или чего-либо такого очень определенного"33 , направил туда в первых числах мая одного из эмигрантов. Еще не зная, дошло ли переданное с ним письмо до нужных лиц и каков ответ на него, М. А. Бакунин совместно с А. А. Герценом, учитывая полученные из Лондона установки руководства русского заграничного центра, посылает в Петербург другого связного34 . Рекомендации, данные сыну Герцена, которыми он должен был руководствоваться в переговорах с финскими деятелями, существенно отличались от стремлений в этом отношении М. А. Бакунина. Он хотел, "чтобы все было сейчас, поскорей", считая, что реакция в России имеет верхушечный, преходящий характер, а крестьянское восстание в ближайшее же время неизбежно. Именно в этом принципиальном расхождении в оценке политического момента и вытекавших отсюда представлений о революционной тактике суть конфликта, возникшего между М. А. Бакуниным и А. А. Герценом в Стокгольме как двумя представителями "Земли и воли". Этот конфликт усугублялся не только неопытностью Герцена- младшего в политических делах (Ю. Стеклов вообще сводит причину конфликта попросту к отсутствию у сына Герцена каких-либо данных для роли политического деятеля), но главным образом методами, которые вообще отличали М. А. Бакунина как политика. "Пустота, ненужность, призрачность всех этих переговоров, сближений, отдалений, объяснений"35 , как характеризовал действия М. А. Бакунина А. И. Герцен, отталкивали от него людей, как и его "фейерверк", вроде фантастических сведений о "Земле и воле", которые он сообщал в письме к финским патриотам, а несколько позже почти дословно повторил в своей речи на банкете, данном общественностью Стокгольма в честь его и сына Герцена. Уже несколько месяцев спустя, анализируя в письме к М. А. Бакунину характер конфликта, возникшего у М. А. Бакунина с Герценом-младшим, Н. П. Огарев излагал те тактические установки, которые должны были определить действия представителей русской революционной партии в Швеции и от которых так далек был в своей практике М. А. Бакунин. Необходимо, писал Н. П. Огарев, "чтобы вещи приготовлялись прочно, чтобы каждое слово было сказано во время; многое, что возможно будет через год, теперь может только возбудить

32 "Литературное наследство". Т. 63, стр. 140.

33 А. И. Герцен. Собрание сочинений. Т. XXVII, стр. 312. Комментатор письма Огарева к Бакунину от 8 мая 1863 г. З. Кеменова раскрыла имя финна - "Квантен Э. Ф.". Это же имя фигурирует в комментариях к Собранию сочинений А. И. Герцена в тридцати томах (см. А. И. Герцен. Собрание сочинений. Т. XXVII, стр. 762, 785 - 786, 803). Однако Э. Г. Карху ( см. Э. Г. Карху. Указ. соч., стр. 39), основываясь на данных биографии Э. Квантена, опровергает факт его поездки в Петербург в 1863 году. Текст письма М. А. Бакунина к А. И. Герцену от 19 августа 1863 г. ("Письма М. А. Бакунина к А. И. Герцену и Н. П. Огареву", стр. 128), который служит основанием для комментария, может быть понят таким образом, что Э. Квантен лишь организовал пересылку письма в Петербург. То же относится и к роли Карла Ветергофа, видного финского эмигранта, литературного критика и публициста, с именем которого связана пересылка второго письма в Петербург в ЦК "Земли и воли".

34 "Письма М. А. Бакунина к А. И. Герцену и Н. П. Огареву", стр. 128.

35 А. И. Герцен. Собрание сочинений. Т. XXVII, стр. 370.

стр. 46
и поддержать реакцию. Я требую взвешивания обстоятельств, спокойствия в деятельности, приготовления путей, словом, пропаганды, адекватной времени, пропаганды словом и увеличением общества"36 .

Конфликт с А. А. Герценом, которого М. А. Бакунин обвинял в честолюбивом превышении своих полномочий, привел к полному разрыву последнего с Эмилем Квантеном и со всей финской демократической колонией в Стокгольме. В результате М. А. Бакунин не только не смог действенно повлиять на организацию финского тайного общества, но оказался вообще в стороне от этого процесса. Именно Э. Квантен был тем человеком в среде финской эмиграции, на которого опирался А. А. Герцен в Стокгольме для установления контактов с деятелями финского национально-освободительного движения. Об этом свидетельствуют находящиеся в фонде Э. Квантена письма к нему А. И. Герцена, Н. П. Огарева и Герцена-младшего37 . А. А. Герцен вернулся из Стокгольма в Лондон 24 июня. Его первое после приезда письмо к М. А. Бакунину датировано 8 июля, а днем раньше он пишет письмо Э. Квантену; "Дорогой господин Квантен! Наконец я получил возможность написать вам несколько слов; я думал о Вас почти каждый день, и меня уже давно мучила мысль о том, что я все еще не выразил Вам свою искреннюю и глубокую благодарность за все хорошее, которое Вы сделали для нас и для меня лично. Не говоря уже о том, какую бесконечно большую службу Вы сослужили нашему делу, открыв по крайней мере одну дверь, я глубоко признателен Вам за то, что Вы так по-дружески и просто приняли меня и обошлись со мной. Как прошло дело со вторым запросом? Удался ли он лучше, чем первый? Пришло ли что- нибудь в ответ на второй запрос или совсем ничего? От Бакунина нет ни слова, поэтому мы тоже ничего не знаем. Дела здесь обстоят таким образом, что я боюсь, что мой второй визит в Стокгольм нужно будет несколько отложить. Для того, чтобы решиться на другое путешествие, которое я имел в виду (на Север), я должен дождаться приезда некоторых людей, которые могут сообщить об этом важные сведения: в этом году уже слишком поздно, и если не поторопиться туда немедленно, то есть опасность приехать слишком поздно. В таком случае с этого начнется в следующем году. Мой отец и Огарев хотят присовокупить к моему письму еще несколько строк, а потому я уступаю место Огареву. Через несколько дней я пошлю Вам еще одно письмо, которое я буду просить Вас отослать в то же место и к тому же лицу, что и предыдущее. Еще раз моя самая искренняя благодарность. Выразите господину Нордстрему мое уважение и признательность за действенную симпатию к нашему делу. Прошу передать привет вашей супруге. Напишите нам в ближайшее время о самих себе и о Вашей стране. Ваш преданный А. Герцен (сын).

P. S. Как только кончите свою работу, пошлите ее нам - мы ждем ее с большим нетерпением. Перевод может быть не блестящим".

"Запрос", о котором спрашивает А. А. Герцен Э. Квантена, - это второе письмо в Петербург для установления связи с "Землей и волей", которое не дошло по назначению и вернулось к М. А. Бакунину38 . Что касается ответа на письмо, связанное с участием в его пересылке Э. Квантена, то этот ответ, как видно из того же письма М. А. Бакунина, был в Лондоне получен. Можно только высказать пред-

36 "Письма М. А. Бакунина к А. И. Герцену и Н. П. Огареву", стр. 149.

37 По-видимому, именно Э. Квантену вручил А. А. Герцен привезенное им с собой письмо от Н. П. Огарева к деятелю финского национально- освободительного движения, помеченное 15 мая 1863 г. - письмо не имело именного обращения, и М. П. Огарев оставлял на усмотрение Герцена- младшего, кому именно из финнов он его передаст (см. А. И. Герцен. Собрание сочинений. Т. XXVII, стр. 333).

38 "Письма М. А. Бакунина к А. И. Герцену и Н. П. Огареву", стр. 128.

стр. 47
положение, что он учитывался А. А. Герценом, когда тот писал об отсрочке своей поездки на Север. Из текста видно, что это "другое путешествие", а отнюдь не вторичная поездка в Швецию, - как выглядело это намерение по ранее известным письмам А. И. Герцена и А. А. Герцена. Э. Квантен, пишет А. А. Герцен, "открыл по крайней мере одну дверь" - это замечание находится в прямой связи с планами путешествия. Разобраться в данном вопросе нам помогает материал из досье министерства иностранных дел Швеции, к рассмотрению которого мы обратимся несколько позже. Отметим только, что ни той, ни другой поездке не суждено было осуществиться в связи с резким ухудшением в России условий для революционной работы. Вслед за письмом А. А. Герцена следует приписка Н. П. Огарева, где, в частности, говорилось: "Я присоединяюсь к моим друзьям, чтобы высказать Вам слово сердечной благодарности и глубокой симпатии. Мы по отдельности должны начать союз, который должен связать наши освобожденные народы на основании дружеской независимости". Здесь же Н. П. Огарев говорит о своем намерении "написать финнам" и просит Э. Квантена присылать ему материалы о Финляндии.

Возможно, что письмо, которое Н. П. Огарев собирался написать, по-видимому, складывавшейся подпольной организации финноманов, это то же самое письмо, о котором писал выше А. А. Герцен и которое он просил отослать "в то же место и тому же лицу, что и предыдущее". Если это так, то отсюда следует, что русский заграничный центр установил при посредничестве Э. Квантена связь с финским тайным обществом, минуя М. А. Бакунина, которому только в августе, "наконец, удалось пробить путь" в Финляндию39 . Что касается просьбы Н. П. Огарева к Э. Квантену присылать материалы о Финляндии для публикации в "Колоколе", изложенной в этой же приписке, а также P. S. в письме к Э. Квантену А. А. Герцена, то их результатом была несомненная посредническая роль финского деятеля в получении редакцией "Колокола" в конце октября 1863 г. и опубликованной ею статьей "Голос из Финляндии" за подписью "Финляндец" и пометкой "Гельсингфорс". Написанная человеком радикальных, демократических убеждений, полная презрительной иронии в адрес царизма и горячей приверженности идее финской независимости, статья открывает осведомленность автора в делах русской революционной партии, его четкое представление о соотношении политических сил России.

Редакторы "Колокола" использовали всю доступную информацию, в том числе почерпнутую из иностранных газет, чтобы пропагандировать со страниц "Колокола" идеи финской независимости. Это было действенной реализацией переговоров о русско-финском революционном сотрудничестве. В двух июньских номерах 1863 г. "Колокол" печатает заметки, в которых приветствовалась независимая и благородная позиция финской общественности, отказавшейся, несмотря на сильнейший нажим, послать в Петербург верноподданнические адреса. С этими заметками прямо перекликается письмо А. И. Герцена к Э. Квантену от 7 июля. "Несколько строк" отца, о которых пишет сын А. И. Герцена, вылились в целое письмо: "Милостивый государь! Позвольте мне пожать Вам руку с чувством глубокой благодарности за дружеский и сердечный прием, который Вы оказали моему сыну. Мы оба обязаны этим той общности взглядов, которая нас соединяет, и

39 Там же, стр. 130. В исследовании Э. Г. Карху отмечается, что известные в настоящее время источники не дают достаточного основания для утвердительного ответа на вопрос о существовании финского тайного общества ни в самой Финляндии, ни среди финляндских эмигрантов в Стокгольме (Э. Г. Карху. Указ. соч., стр. 33 - 34). Однако отсутствие сложившейся централизованной организации с ясно сформулированной социальной и политической программой и уставом не исключает процесса складывания тайного общества, состоявшего, как писал о нем Огарев, "на правах зародыша" ("Литературное наследство". Т. 61, стр. 521).

стр. 48
это дает мне право написать Вам. Ваши соотечественники дали великолепный пример русским, отказываясь выразить преданность и раболепие... Узловой вопрос о позиции разрешен сейчас не больше, чем это было в марте. Все зависит от войны, а я сомневаюсь в возможности войны. Нам остается, таким образом, подготовительная работа, поиски путей связи, постоянного обмена мыслями и взглядами, - то, что мы пытаемся организовать, как огромная аорта, пройдет через Вашу родину, и мы верим и рассчитываем на Ваше участие. Если русское правительство пойдет на уступки и все пойдет путем дипломатических переговоров - правительство в большой степени потеряет моральные силы. Есть слухи, что среди уверений в преданности поговаривают о созыве Думы. Панславистский журнал Аксакова опубликовал это. Дума - это неизбежный первый шаг - sine qua non... Жестокость репрессий в Польше превосходит зверства Николая... Существует целая литература, которая одобряет это, люди и общество в Москве, несущие печать Муравьева, - это грустно и ужасно. К счастью, это только сыпь на коже - мы далеки от отчаяния, но переживаемый нами момент довольно тяжел. Еще раз благодарю Ваших друзей, у нас теперь полное взаимопонимание, примите мою дружбу и благодарность. Александр Герцен".

Письма А. И. Герцена и его сына от 7 июля Э. Квантену, так же как и приписка Н. П. Огарева, свидетельствуют, что русский заграничный центр установил действенные связи с финским подпольем. Была достигнута договоренность об организации связи с Россией через Финляндию. А. И. Герцен и Н. П. Огарев рассчитывали на длительное и прочное сотрудничество с финским освободительным движением в деле подготовки к открытой борьбе с общим врагом в будущем. Письмами от 7 июля исчерпывается имеющийся в нашем распоряжении материал из фонда Эмиля Квантена, целиком относящийся к истории связи русского, финского и польского освободительного движения на одном из напряженных и драматических их этапов.

Истории было угодно почти через 20 лет после описываемых событий вновь к ним вернуться как бы специально для того, чтобы пролить на них дополнительный свет. Досье министерства иностранных дел Швеции - "Распространение русских нигилистических прокламаций среди русских моряков в Финнмаркене", датируемое 1881 г., заключает в себе переписку властей Швеции с королевскими властями и местной администрацией в Норвегии, находившейся с 1814 г. в личной унии со Швецией, по поводу обнаружения в г. Гаммерфесте (Норвегия) русской революционной прокламации. Это поздний отзвук 1863 года, когда сын А. И. Герцена, выполняя одно из поручений издателей "Колокола", прокладывал на севере пути из Лондона в Россию. Фирма Боннье, с которой Вольная русская типография продолжала поддерживать коммерческие отношения, не смогла обеспечить доставку запрещенной литературы непосредственно в Россию. За осуществление этой задачи взялся горячо рекомендованный М. А. Бакуниным шведский книготорговец Е. Штраубе, действовавший как из коммерческих побуждений, так и из симпатии к русскому освободительному движению. Из письма к нему А. А. Герцена от 28 августа 1863 г. известно, что между ними было заключено 1 июня того же года трехмесячное соглашение, обеспечивавшее Е. Штраубе в кредит лондонскими изданиями40 . В этом же письме содержалось упоминание о необходимости пересылки ряда комплектов "Колокола" к "господину Бергеру из Гаммерфеста", с которым, как видно из текста, Е. Штраубе уже имел связь. Контакты А. А. Герцена с норвежским книготорговцем в 1863 г. были продолжением связей, установленных им еще во время

40 "Литературное наследство". Тт. 41 - 42, стр. 80 - 82.

стр. 49
своего морского путешествия (имевшего по форме чисто научный характер) в Норвегию и Исландию в 1861 году41 .

Дело о "русских нигилистических прокламациях" было возбуждено только что назначенным в Гаммерфест русским консулом Бухаровым. Он доносил русскому посланнику в Стокгольме Окуневу, что 21 мая 1881 г. получил прокламацию, составленную в форме обращения к "низшим классам", и высказывал предположение, что эти прокламации, призывающие к мятежу, выпущены партией революционеров-социалистов и предназначены для распространения среди русских рыбаков, которые посещали северные области Норвегии. При этом новый консул доносил, что еще в конце февраля - начале марта 1881 г. такие прокламации были получены несколькими жителями города и вице-консулом России в Гаммерфесте.

Бдительное усердие нового консула, стремившегося, очевидно, продемонстрировать бездеятельность своего предшественника, было хорошо рассчитано и упало на благодатную почву. Панически настроенное после недавно совершенного первомартовского покушения, царское правительство в лице своего представителя заявило министерству иностранных дел Швеции, что оно любыми способами будет стараться помешать дальнейшему распространению подобных воззваний, таящих в себе "революционные тенденции" и "учения, служащие разрушению общества", и просит оказать ему в этом "значительную помощь". Делу было придано первостепенное политическое значение. Однако местные шведские власти установили, что листовка имеет весьма давнее происхождение. Начальник полицейского управления Гаммерфеста сообщил, что в 1863 г. Один из живущих здесь торговцев, умерший уже много лет тому назад, прислал из Стокгольма вместе с рядом других печатных изданий несколько экземпляров газеты "Колокол" и пакет с прокламациями, отпечатанными на русском языке, для распространения их среди русских, которые прибывают в Гаммерфест летом. Все это пролежало без движения много лет, а потом один "затейник" послал прокламацию русскому консулу. Донесения местных властей были с любезной предупредительностью пересланы министром иностранных дел Швеции русскому послу. Дело было исчерпано. Оставшиеся экземпляры "Колокола" и прокламаций гаммерфестский полицмейстер доставил вместе со своим донесением начальнику Финнмаркенского амта. Встревожившиеся было власти с удовлетворением приняли объяснение, что "затейник", разыгравший эту шутку, "преследовал цель напугать исключительно частные круги". Однако совершенно очевидно" что "шутка" некоего "затейника", посылавшего в весенние дни 1881 г. русское революционное воззвание официальным представителям царского правительства - вице-консулу и консулу, имела ясно выраженный политический смысл.

Что же представляло собой это воззвание? В досье архива оригинал отсутствует. Сохранился только перевод на французский язык с копии, причем в сопровождающей переписке указано, что подлинник написан на церковнославянском языке. Имеющаяся в нашем распоряжении фотокопия с французского текста начинается словами: "Seigneur Jesus - Christ, Fils de Dieu ayez pitie nous". А над этой строкой изображен восьмиконечный крест. При ознакомлении со всем текстом выясняется, что перед нами французский перевод прокламации В. И. Кельсиева, первые слова которой: "Господи Иисусе Христе, сын божий, помилуй нас, грешных". Прокламация датирована 19 февраля 1863 года. Она литографирована старославянским шрифтом, Стремление В. И. Кельсиева в "Исповеди" представить, что составленная и отлитографированная им в Константинополе прокламация была случайным

41 "Проблемы изучения Герцена". М. 1963, стр. 507.

стр. 50
и не имевшим последствий делом42 , не соответствует действительности. Уже 8 марта 1863 г. прокламация была перепечатана Н. П. Огаревым в N 12 "Общего веча" под заглавием: "От старообрядцев народу русскому послание". Но перепечаткой в "Общем вече", как видим, дело не ограничилось. Какое-то количество экземпляров прокламации было отправлено в Стокгольм. Дальнейшая история проникновения этой прокламации в Россию выясняется из "Отчета о действиях III Отделения собственной е. и. в. канцелярии за 1863 г.", где сообщалось, что в октябре "появилось в Архангельской губернии возмутительное воззвание "К русскому народу", литографированное славянскими буквами и названное местными жителями молитвой. Оказалось, что оно тождественно воззванию, привезенному перед тем во множестве листов через шведскую границу в город Торнео, и что несколько экземпляров этого воззвания были привезены крестьянами в конце навигации из Норвегии, где были получены от гаммерфестского купца Руста, раздавшего их русским промышленникам. Из числа последних два - Каренский и Бурков - сообщили их своим односельцам"43 . По-видимому, на имя Руста гаммерфестский книготорговец Бергер, связанный лично с А. А. Герценом, прислал из Стокгольма прокламацию, названную в жандармском отчете "К русскому народу", - ею могла быть единственная известная из прокламаций 60-х годов, написанная славянским шрифтом и начинавшаяся как молитва, какой являлась прокламация В. И. Кельсиева. Она была направлена в Россию в числе ряда других прокламаций, печатавшихся в это время в Лондоне и Берне. Транспорты этих прокламаций, по словам Лемке, в сентябре 1863 г. шли не только из Швеции через Финляндию, но и "прямо из Норвегии в СПб., что было результатом поездки сына Герцена в Стокгольм"44 . Несомненно, это было только самое начало реализации широких замыслов. В их ряду скромная лавка норвежского книготорговца должна была стать перевалочным пунктом, откуда революционные издания могли переправляться прямо в Россию. О том, что именно Гаммерфест как удобный пункт для распространения революционной пропаганды среди раскольников давно привлекал внимание в Лондоне, мы находим указание в "Исповеди" В. И. Кельсиева. Автор сообщает, что во время приезда в Лондон осенью 1861 г. С. С. Джунковского, возглавлявшего тогда католическую миссию в Северной Европе, он "сговорился с ним об устройстве в его типографии в северной части Норвегии в нескольких верстах от Норд-Капа, в городе *, отделения для печатания старообрядческих книг"45 . Ближайшим городом от Норд-Капа был порт Гаммерфест. Свое намерение В. И. Кельсиев связывал именно с этим городом потому, что сюда, по его словам, "каждое лето ходят с хлебом беломорцы, которые все - беспоповцы поморского согласия"46 . Тогда, осенью 1861 г., как мы помним, совершил путешествие в Норвегию сын А. И. Герцена. Это была как бы первая разведка. Как выясняется из письма Артура Бенни, участника революционного движения 60-х годов в России, к В. И. Кельсиеву, во время пребывания Бенни в Лондоне в октябре 1861 г. он обсуждал с А. А. Герценом, только что вернувшимся из путешествия, практические вопросы, связанные с использованием "гаммерфестского пути" для транспортировки лондонских изданий. А. А. Герцен высказал при этом мнение, что путь этот, "очень далекий" "для современных номеров", - для "годовых

42 В. И. Кельсиев. Указ. соч., стр. 362.

43 "Крестьянское движение 1827 - 1869 гг.". Вып. II. М. - Л. 1931, стр. 51.

44 См. А. И. Герцен. Полное собрание сочинений и писем. Т. XVI. Птгр. 1920, стр. 255 - 256.

45 В. И. Кельсиев. Указ. соч., стр. 292.

46 Там же, стр. 293.

стр. 51
экземпляров... может быть очень полезен"47 . Именно о годовых комплектах "Колокола" (с л. 139 от 15 июля 1862 г.) писал А. А. Герцен Е. Штраубе в августе 1863 года48 .

На морской трассе Гаммерфест - Архангельск агентами по приему и дальнейшей транспортировке литературы во внутренние губернии России предполагалось использовать политических ссыльных, находящихся в Архангельской губернии. "Путешествие" "на север", о котором писал А. А. Герцен Э. Квантену 7 июля 1863 г., - это, несомненно, поездка в тот же Гаммерфест, самый северный порт Европы. Он откладывал ее в ожидании "приезда некоторых людей, которые могут сообщить об этом важные сведения". Вероятно, это и есть та "дверь", которую открыл для Лондона Э. Квантен. А. А. Герцен ждал точных сведений, чтобы вступить в Гаммерфесте в непосредственный контакт с агентами "Земли и воли". "Путешествие" не состоялось. Судьба застрявших в Гаммерфесте воззваний и листов "Колокола" - все, что случайно осталось от склада русских изданий, - находится в прямой связи с этим несостоявшимся "путешествием".

Обстановка в России в течение 1863 г. стремительно менялась. Начиналась полоса жесточайшей реакции. Устоявшая под ударами правительственных репрессий первая общерусская революционная организация "Земля и воля" к 1864 г. самоликвидировалась. Планы военно-крестьянской революции в 1863 г. не оправдались. Убедившись в тщетности своих попыток установить прямые связи с петербургским революционным центром, М. А. Бакунин 20 октября 1863 г. покидает Стокгольм и направляется в Лондон. Однако его связи со Скандинавией на этом не обрываются. Он еще вернется сюда годом позже, охваченный уже совсем иными политическими замыслами, поглощенный новыми планами. Этот момент политической биографии М. А. Бакунина раскрывается имеющимся в нашем распоряжении документом, извлеченным из архива Августа Сульмана, - упоминавшейся выше объемистой рукописью М. А. Бакунина. Однако это уже другой сюжет, относящийся к истории создания М. А. Бакуниным своего тайного "Альянса".

Новые материалы - коллекция писем З. Йордана, М. А. Бакунина, А. И. Герцена, Н. П. Огарева и А. А. Герцена в фонде Эмиля Квантена - позволяют значительно расширить исследование истории интернациональных связей русской революции и ее влияния на освободительное движение других народов. Вопрос о русско-финских общественно-политических связях оставался одним из наиболее слабо разработанных. Картина, которая вырисовывается благодаря сохранившимся в Швеции письмам русских революционных деятелей, свидетельствует о настойчивом стремлении руководителей русского революционно-демократического движения соединить в единое русло русскую социально-политическую революцию с национально-освободительной борьбой угнетенных царизмом народов.

47 "Литературное наследство". Т. 62, стр. 26.

48 "Литературное наследство". Тт. 41 - 42, стр. 82.