Приходилось ли вам, говоря о проблемах языка, задумываться над тем, какое слово-термин в том или ином случае необходимо употребить: звук или буква? Уверен, что большинство из наших читателей проблему из этого не делает. Чаще всего по закону метонимического переноса мы словом буква обозначаем и звук, который стоит за этой буквой. Так же, как, например, вместо читал стихи Пушкина мы говорим читал Пушкина, вместо ученики класса зашумели - класс зашумел, вместо лил из хрустальных стаканов - пил из хрусталя. Но ведь приведенные примеры свидетельствуют о метонимии как типе многозначности слов в общеупотребительном языке, где многообразие значений одного и того же звукового комплекса, во-первых, свидетельствует о богатстве выразительных возможностей языка и, во-вторых, не приводит к искажению смысла сказанного. Слова же звук и буква являются научными терминами с различными понятийными характеристиками, и использование одного из них вместо другого не просто терминологическая неупорядоченность, она приводит к многочисленным недоразумениям, а иногда и к ложным выводам в лингвистике. Указанное неразличение, наиболее ярко проявившись в первых русско-славянских грамматиках, с течением столетий вошло в плоть и кровь не только обыденных представлений о писаном и произносимом, но и специальных языковедческих публикаций, к которым относятся и научные исследования, и методические разработки, и учебные пособия.

Российские ученые о неразличении в лингвистике звуков и букв. Как утверждают некоторые языковеды, научное развитие фонетики началось с момента различения звука и буквы. Думается, что не нужно считать это утверждение слишком категоричным, так как трудно не заметить важности для лингвистики осознания этого явления. Р. А. Будагов пишет: "Одно из самых замечательных открытий науки о языке середины прошлого века может быть кратко сформулировано так: установление отличий звуков от букв, с помощью которых эти звуки изображаются"1 .

Известно, что основоположники компаративистики и великий Ломоносов смешивали буквы и звуки, не задумываясь о том, что такое различие существует. В этом они следовали, по всей вероятности, за классическими грамматистами, которые классифицировали буквы, имея в виду, конечно, звуки. Да и как могло быть по-иному, если утверждать различие между звуком и буквой было небезопасно. "Известные еретики XV - начала XVI века в Пскове и Новгороде в числе многих неканонических истин приняли и утверждение, что звук речи не то же самое, что буква письма. Это было объявлено ересью, для мудрецов разложили костры, спасся лишь один - высокопоставленный московский эмиссар дьяк Ф. Куницын: он отделался обвинением в сумасшествии"2 . Смешение букв и звуков было обычным явлением и на всем протяжении XIX века. Наблюдалось оно даже у очень вдумчивых языковедов, оставивших заметный след в истории русского языкознания. Вот типичный образец такой путаницы феномена буквы и феномена звука в этимологических и морфематических разысканиях того времени. В. Г. Белинский пишет: "Главные окончательные формы (= окончания. - А. Л. ) в русском языке суть следующие: а, я, ъ, ь, й, о, е , ство, сть, и е, ье, ть, ный, ий, ой: душ-а, пул-я, гром-ъ, цар-ь, двер-ь, соло-ве-й..."3 . Мы видим, что к окончаниям автор относит также буквы ь и ъ , за которыми нет звуков.

стр. 44


--------------------------------------------------------------------------------

И прежде чем лингвистическая наука, в частности российская, всерьез обратила на это внимание, понадобились настойчивые и часто эмоциональные обращения к лингвистам И. А. Бодуэна де Куртенэ, основоположника Казанской (Петербургской) лингвистической школы, одним из отличительных признаков которой, по мнению ее основателя, было именно последовательное различение звука и буквы. "Это может показаться слишком элементарным, так что, пожалуй, даже смешно говорить об этом. Однако же это далеко не так маловажно, если сообразить, что даже некоторые знаменитые лингвисты не в состоянии сладить с этим различением надлежащим образом, а между тем без подобного различения не может быть речи о вполне научном, объективном сопоставлении и исследовании фактов языка"4 .

Ученик И. А. Бодуэна де Куртенэ, академик Л. В. Щерба, полностью разделяя позицию своего учителя, счел необходимым еще раз подчеркнуть важность проблемы: "Может показаться странным, что ученому-лингвисту ставится в заслугу различение букв и звуков - это кажется элементарным. Однако если мы считаем теперь непростительным заблуждение в этой области, то едва ли не Бодуэну главным образом мы этим обязаны"5 .

Проявлял серьезную озабоченность и академик Ф. Ф. Фортунатов: "В школьных учебниках русской грамматики та глава, в которой определяются звуки русского языка в связи с обозначающими их буквами, представляет обыкновенно одну сплошную ошибку... Лучше вовсе не останавливать внимания учащихся на каких-либо классах звуков в русском языке, чем внушать им, например, как истину, будто русское слово я состоит из одной гласной..."6 . Далее Ф. Ф. Фортунатов приводит пример типичной ошибки школьных учебников многих поколений учащихся: "...Если учитель говорит, что в слове удовольствие основа имеет суффикс -стви- , то не только расходится со свидетельством современного русского языка, но, вследствие смешения букв со звуками, неправильно определяет и самую основу в слове удовольствие... в слове удовольствие основа оканчивается не на и, но на неслоговой звук [j], для которого наша азбука не имеет особой буквы"7 .

Безусловно, заложить основания для предупреждения ошибочного смешивания буквы и звука должны школьные учебники. И действительно, в школьные программы начиная с 70-х годов XX столетия включены сведения о том, что звук и буква - явления не тождественные. Учебник объясняет, что в устной речи мы имеем дело со звуками, а в письменной - с буквами, буква обозначает звук, букву и звук необходимо отличать друг от друга8 .

Это лежащее на поверхности объяснение мало что добавляет к пониманию сущности различий между буквой и звуком, а главное, не ориентирует ученика на необходимость и важность осмысления этого различия. Таким образом, упоминание вскользь о проблеме не способствует осмысленному восприятию ее, а весь уклад обучения грамотности и архаичные традиции школьных программ вводят в наше сознание и укрепляют в нем идею о тождестве звука и буквы и даже о главенстве, приоритете буквы над звуком.

При обучении русскому языку с самого раннего детства, конечно же, основное внимание обращается на письменную речь, и ни в коем случае - не на речь звучащую. О звуках в процессе обучения письму забывают, отождествляя их с буквами. В результате, овладев правилами графики и орфографии, мы перестаем замечать особенности звучания речи, поскольку буквы у нас ассоциируются со звуками и наоборот. Немногие грамотные люди слышат, что произносят сами и что произносят другие. Они постоянно "видят" за звуком букву. Характерно, что в этом смысле более восприимчивы к звучащей речи малограмотные и неграмотные люди, фонетическое сознание которых не искажено школьным образованием. Таким образом, с точки зрения нашего повседневного опыта, уже кажется странным, почему буквы, которые якобы фиксируют звуки, вместе с тем оказываются совсем иными образованиями, чем последние, и этот "повседневный опыт, отчасти поддержанный школь-

стр. 45


--------------------------------------------------------------------------------

ными воспоминаниями, то и дело приводит к смешению звуков и букв"9 .

И. А. Бодуэн де Куртенэ писал по этому поводу: "...Известно, как сильно бывает влияние того, что человек слышит или читает в начале своих занятий известным предметом. Не будь учителей чтения, которые не в состоянии отличать звуки от букв, не было бы впоследствии такого множества грамматиков, даже пользующихся известностью и почетом, которые самым безалаберным образом смешивают буквы и звуки, грамматиков, для которых, например... я - мягкий гласный, ъь - полугласные и т.д."10 .

Реализация различий между буквой и звуком . Методологическую основу этой реализации И. А. Бодуэн де Куртенэ сформулировал следующим образом: "Русский алфавит вовсе не связан с русским языком по существу; он связан с ним только благодаря исторической случайности"11 . То есть при известных исторических обстоятельствах (например, при выборе иной государственной религии) для русской письменности мог быть использован латинский или даже арабский алфавит. Также по "исторической случайности" русское письмо в большинстве случаев передает не звуки, а фонемы. Если бы не гений М. В. Ломоносова, возможно, что в русской письменности на некоторое время утвердился бы и в большей степени проявился к настоящему времени отстаиваемый В. К. Тредиаковским фонетический принцип письма "по звонам". Часть написаний традиционны и условны, а в целом наша орфография не указывает непосредственно на произношение слов. В связи с этим можно определить конкретные случаи соотношения между буквой и звуком:

- без расхождения между произношением и написанием (конкурс, табло );

- одна буква одновременно обозначает два звука (е ль, е лка, ю ла, я ма);

- одна буква в разных случаях обозначает разные звуки (сто л - сто ла, же ст - ве сна, гриб ы - гриб );

- буквы ъ и ь совсем не обозначают звуков;

- буквы в, д, л, т могут обозначать нуль звука (чув ствовать, серд це, сол нце, чест ный);

- один звук обозначается разными буквами (обжо ра, же лудь);

- две одинаковые буквы (удвоенные) обозначают один краткий звук (купленн ый, алл ея, перр он, апп арат);

- две одинаковые буквы (удвоенные) обозначают один долгий звук (касс а, гамм а, сожж ем);

- один долгий звук обозначается двумя разными буквами (сж ег, происш ествие);

- один долгий звук обозначается двумя разными комбинациями букв (сш ить, влезш ий; сч еты, заказч ик; обезж иренный, сж ать);

- одна буква обозначает один долгий звук (щ етина, полощ и);

- одна буква может факультативно функционировать вместо другой (фактически получила "права гражданства" буква е , употребляющаяся вместо буквы е , что, кстати, привело к многочисленным орфоэпическим ошибкам в произнесении слов типа афера, головешка, желоб, жердочка, никчемный, опека, шерстка и под.);

- буква разделительный твердый знак может факультативно "незаконно" заменяться апострофом (об'явление, под'езд, с'емка, с'езд и т.д.).

Примеры подобных соотношений написанного и произносимого в русском письме бесконечны. И в большинстве случаев языковое сознание рядовых носителей русского языка (не являющихся специалистами в области лингвистики) это различие не замечает и с недоумением реагирует на то, что, например, в словах гнезд, тяжко, моего, легкое, ее звучат какие-то мифические, с их точки зрения, сочетания звуков: [гн'ост], [т'ашкъ], [маjиво], [л'охкъjь], [jиjо].

Можно предположить, что во многих случаях подобное инспирировано не только давлением буквы, но также имеющимся в сознании каждого человека фонематическим слухом, чутьем, которое соотносит представление о звуке с сильным вариантом фонемы. Фонемный же принцип русского алфавита и русской орфографии лишь способствует закреплению этого звукового представления. "Графический образ не может не оказывать влияния на восприятие звука... Даже если мы не чита-

стр. 46


--------------------------------------------------------------------------------

ем, а слушаем или произносим... буквы оказывают давление на наше восприятие, заставляя воспринимать разумом не совсем то, что воспринимается слухом"12 .

Звук и буква в анализе фонетического строя художественной речи. Академик Ф. Ф. Фортунатов относил смешение звуков языка с буквами к числу "крупных, основных ошибок" теории, "которые происходят вследствие смешения совершенно разнородных фактов и создают в умах учащихся такую путаницу понятий о явлениях языка, вследствие которой... занятия русской грамматикой в школе способны вызвать у учащихся отвращение к теоретическому изучению языка"13 .

Разумеется, большой беды нет, когда родители говорят о своем ребенке: "Он не выговаривает букву р ", хотя, конечно, речь в этом случае должна идти не о букве. Наверное, не так страшно, когда преподаватель вокала, даже такой квалифицированный, как Г. Вишневская, требует от ученика на транслируемом телевидением уроке "петь букву а ", но хотелось бы, чтобы специалист избегал таких ошибок. Плохо, когда логопед считает, что его подопечный "заикается на букве и". Но совсем никуда не годится, когда филолог, анализирующий звуковой строй художественной речи, не обращая внимания на нетождественность буквы и звука, вводит в заблуждение и себя, и своих читателей, как это показал М. В. Панов: "Один филолог, не знающий фонетики, нашел "блестящую инструментовку на е" в таких стихах Тютчева:

Слезы людские, о слезы людские,
Льетесь вы ранней и поздней порой...
Филолог думает, будто в этих строках повторяется звук [э] ("они инструментованы на е" ). На самом деле звук [э] здесь... не встречается ни разу!"14 .

Подобного рода ошибки делают часто и довольно маститые литераторы, даже известные как тонкие ценители звучащей речи. Так, Ю. Олеша, размышляя об акустическом впечатлении, производимом строками А. С. Пушкина, подмечает то, чего нет. "И пусть у гробового входа... Пять раз подряд повторяющееся "о" - "гробовоговхо". Вы спускаетесь по ступенькам под своды, в склеп. Да-да, тут под сводами эхо!"15 . Однако звуков [о] здесь только два: те, что под ударением. Остальные три буквы о читаются по-другому. Впрочем, нет здесь и повторяющегося звука [г]: [гръбавовъ фходъ].

К. И. Чуковский, со слов А. А. Блока, сообщал, что "Двенадцать" поэт начал писать со строчки: "Уж я нож ичком полосну, полосну!", потому что "эти два "ж" в первой строчке показались ему весьма выразительными"16 . Выразительными поэту здесь могли показаться только буквы. Но означают они в приведенной строке разные звуки: [ш] - уж и [ж] - нож ичком.

Подводит незнание закономерностей соотношения звучащей и письменной речи и других признанных мастеров "звукописи" (аллитераций и ассонансов) и семантической характеристики отдельных звуков. По свидетельству Л. Успенского, слушавшего лекцию К. Бальмонта о поэтическом мастерстве, последний, утверждая, что в русских словах "все огромное определяется через О", приводил примеры, в числе которых пОхОрОны, пОлнОчь, бОльшОе, ОстрОв, ОзерО, ОблакО, ОгрОмнОе, ОпОлзень, грОза" (выделено Л. Успенским. - А. Л. ), В то же время [о] здесь мы слышим только в ударных слогах или вообще не слышим, например, в слове гроза.

Вообще следует заметить, что получившие популярность в последние десятилетия исследования смысловой, образной, цветовой выразительности звуков ориентируются в основном именно на представление носителей языка об этом звучании, т.е. на букву (или, как ее называют в таких исследованиях, звукобукву), а не на реальное звучание. По мнению некоторых ученых, это имеет чисто технические удобства: звукобуквенную форму легко задать компьютеру.

Действительно, "технические удобства" налицо. Но будем ли мы в таком случае иметь корректный анализ стихотворного текста, который, безусловно, в большинстве случаев рассчитан именно на слуховое восприятие. С другой стороны, художественные тексты создавались, распространялись множество лет и в устной форме (фольклорные произведения,

стр. 47


--------------------------------------------------------------------------------

например). Былины, песни, обрядовые тексты, частушки, прибаутки, пословицы и поговорки, скороговорки - все это существует с незапамятных времен, создавалось и распространялось тысячами людей, не знающих буквы. На чем же строились звуковая выразительность и звуковая значимость в таких творениях? Ясно, что не на комбинациях букв, а на комбинациях звуков. А на какое восприятие рассчитывают писатели и поэты, создавая тексты для маленьких читателей, - на восприятие буквы или звука?

Известный пример "зауми", или заумного языка, - стихотворение А. Крученых, состоящее, по его мнению, из одних гласных звуков:

 
е
у
ы

 
о
а
а

и
е
е
и

а
е
е



- вызвал негативную оценку И. А. Бодуэна де Куртенэ именно из-за незнания автором опуса основ фонетики: "Ведь то, что в произношении соответствует "букве" е, не есть гласная, а только сочетание согласной с гласной (или йе, или йо ). Затем, е и различаются только глазами; соответствующие им произносимые целые в общем совпадают... Не знать этого - значит не знать элементарных основ науки о языке; а без элементарных основ не полагается оперировать хотя таким термином, как "буква""18 .

Думается, что, вопреки общепринятому мнению, и во второй половине XX столетия не стало еще аксиомой различие слышимого и писаного, если даже в специальных работах мы встречаемся с неточностями, вызванными заблуждениями авторов, навеянными мнением о приоритете буквы над звуком. Откроем одну из таких работ: "Весьма выразительны внутренние ассонансы у М. Лермонтова... на "а" в стихотворении "Бородино" (выделено курсивом автором книги):

...Вот за
трещали ба

ра

ба

ны -
И отступили ба

сурма

ны.
Тогда

счита

ть мы ста

ли
ра

ны,
Това

рищей счита

ть"19
.
Ассонансы в этом отрывке действительно "весьма выразительны", но исследователь не обратил внимания на то, что, во-первых, некоторые выделенные им буквы а означают звук [ъ]: [зътр'ищал'и], [бърабаны], [бъсурманы]. И, во-вторых, ассонансными здесь являются не замеченные им звуки, обозначенные буквой о: о тступили [ацтуп'ил'и], тогда [тагда], то варищей [тавар'ищьj].

-----

1 Будагов Р. А. Введение в науку о языке. - М., 1958. - С. 142.

2 Колесов В. В. К истории русской грамматической терминологии. Звук // Теория языка. Методы его исследования и преподавания. - Л., 1981. - С. 147.

3 Белинский В. Г. Основания русской грамматики для первоначального обучения // Хрестоматия по истории русского языкознания / Сост. Ф. М. Березин. - М., 1973. - С. 79.

4 Бодуэн де Куртенэ И. А. Лингвистические заметки и афоризмы. По поводу новейших лингвистических трудов В. А. Богородицкого // Избранные труды по общему языкознанию: В 2 т. - М, 1963. - Т. 2. - С. 51.

5 Щерба Л. В. Бодуэн де Куртенэ и его значение в науке о языке (1845- 1929) // Избранные работы по русскому языку. - М., 1957. - С. 87.

6 Фортунатов Ф. Ф. О преподавании грамматики русского языка в средней школе // Избранные труды. - М., 1957. - Т. 2. - С. 441.

7 Там же. - С. 444.

8 См., например: Русский язык: Учеб. для 4 класса сред. шк. / Т. А. Ладыженская, М. Т. Баранов, Л. Т. Григорян и др. - М., 1988. - С. 108, 116, 117.

9 Будагов Р. А. Указ. соч. - С. 142.

10 Бодуэн де Куртенэ И. А. Заметка об изменяемости основ склонения, в особенности же об их сокращении в пользу окончаний // Там же. - С. 22.

11 Бодуэн де Куртенэ И. А. Об отношении русского письма к русскому языку // Там же. - С. 220.

12 Журавлев А. П. Звук и смысл. - М., 1991. - С. 11.

13 Фортунатов Ф. Ф. // Указ. соч. - С. 441.

14 Панов М. В. Современный русский язык. Фонетика. - М.. 1979. - С. 6.

15 Олеша Ю. К. Ни дня без строчки. - М., 1965. - С. 209.

16 Замысел и воплощение // Энциклопедический словарь юного филолога / Сост. В. И. Новиков. - М., 1988. - С. 94.

17 Успенский Л. В. Слово о словах. - Л., 1974. - С. 213.

18 Бодуэн де Куртенэ И. А. К теории "слова как такового" и "буквы как таковой" // Там же. - С. 243.

19 Квятковский А. П. Поэтический словарь. - М., 1966. - С. 53.

стр. 48