Полная версия публикации №1521026444

LITERARY.RU "СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ" И СЛАВЯНСКИЕ ИЗУЧЕНИЯ КОНЦА XVIII - НАЧАЛА XIX в. → Версия для печати

Готовая ссылка для списка литературы

А. С. МЫЛЬНИКОВ, "СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ" И СЛАВЯНСКИЕ ИЗУЧЕНИЯ КОНЦА XVIII - НАЧАЛА XIX в. // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 14 марта 2018. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1521026444&archive= (дата обращения: 29.03.2024).

По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):

публикация №1521026444, версия для печати

"СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ" И СЛАВЯНСКИЕ ИЗУЧЕНИЯ КОНЦА XVIII - НАЧАЛА XIX в.


Дата публикации: 14 марта 2018
Автор: А. С. МЫЛЬНИКОВ
Публикатор: Администратор
Источник: (c) http://literary.ru
Номер публикации: №1521026444 / Жалобы? Ошибка? Выделите проблемный текст и нажмите CTRL+ENTER!


"После того, как в наполеоновский пожар сгорела библиотека А. И. Мусина- Пушкина в его дворце на Разгуляе и наука лишилась единственного древнего списка "Слова", всех исследователей стал интересовать вид погибшей рукописи: ее формат, количество листов, соотношение с первым типографским изданием 1800 г."1 . В этих словах акад. Б. А. Рыбакова обрисовано, в сущности, одно из важнейших направлений в широких по тематическому спектру исследованиях замечательного памятника отечественной культуры - "Слова о полку Игореве".

Первым, кто целенаправленно занялся сбором материалов к археографической и палеографической характеристике погибшей рукописи, настойчиво опрашивая Мусина-Пушкина и других современников, видевших ее, был К. Ф. Калайдович. В последующие десятилетия истории обнаружения и подготовки к печати "Слова" касались такие видные его исследователи, как Е. В. Барсов, В. Ф. Миллер, П. П. Пекарский, А. Ф. Потебня, П. К. Симони, М. Н. Сперанский, Н. С. Тихонравов, и другие. Памятник привлекал и привлекает к себе внимание и зарубежных ученых2 . Новая страница в истории изучения "Слова" была открыта в советский период благодаря трудам В. М. Перетца, А. С. Орлова, В. П. Адриановой-Перетц, Д. С. Лихачева, Б. А. Рыбакова и целой плеяды литературоведов, историков и искусствоведов3 . Одним из важных самостоятельных направлений в изучении "Слова" стала разработка истории обнаружения памятника и обстоятельств его публикации4 .

1 Рыбаков Б. А. Слово о полку Игореве и его современники. М. 1971, с. 35.

2 Бегунов Ю. К. "Слово о полку Игореве" в зарубежном литературоведении. Краткий обзор. В кн.: От "Слова о полку Игореве" до "Тихого Дона". Л. 1969; Якобсон Р. О. Изучение "Слова о полку Игореве" в США. - Труды отдела древнерусской литературы (ДЧЭДРЛ). Т. 14. М. -Л. 1958; Vуdra В. Slovo о pluku Igorove, jeho ohlasy a vlivy v literature polske a ceske. Bratislava, 1930, N 4 - 5.

3 Адрианова-Перетц В. П. "Слово о полку Игореве". Библиография изданий, переводов и исследований. М. -Л. 1940; Дмитриев Л. А. "Слово е полку Игореве". Библиография изданий, переводов и исследований. 1938 - 1954. М. -Л. 1955; Головенченко Ф. М. "Слово о полку Игореве". Историко- литературный и библиографический очерк. М. 1955; его же. "Слово о полку Игореве". Библиографический очерк, перевод, пояснения к тексту и переводу. М. 1963.

4 Берков П. Н. Заметки к истории изучения "Слова о полку Игореве". - ТОДРЛ. Т. 5. М. -Л. 1947; Слово о полку Игореве. М. -Л. 1950; Гудзий Н. К. Судьбы печатного текста "Слова о полку Игореве". - ТОДРЛ. Т. 8. М. -Л. 1951; Щепкина М. В. К вопросу о сгоревшей рукописи "Слова о полку Игореве". - ТОДРЛ. Т. 11, М. -Л. 1955; Лихачев Д. С. История подготовки к печати текста "Слова о полку Игореве" в конце XVIII в. - ТОДРЛ. Т. 13. М. -Л. 1957; Прийма Ф. Я. Наблюдения А. Н. Оленина над "Словом о полку Игореве". - ТОДРЛ. Т. 9. М. -Л. 1953; его же. "Слово о полку Игореве" в русском историко-литературном процессе первой трети XIX века. Л. 1980; Дмитриев Л. А. История первого издания "Слова о полку Игореве". Материалы и исследования. Л. 1960; его же. История открытия рукописи

стр. 35

"Слово о полку Игореве" оказало заметное влияние на духовное развитие и других славянских народов. Поэтому представляется правомерным ввести данные славянских изучений, современных эпохе обнаружения памятника и начавшегося его исследования, в проблематику истории рукописи "Слова", особенно при освещении во многом еще не решенных проблем текстологии и археографии его. Учитывая наблюдения и выводы, уже имеющиеся в историографии вопроса, автор данной статьи ставит вполне назревшую задачу - выявить сведения- о копиях и иных данных, касающихся истории рукописи "Слова" и зафиксированных не только в отечественных, но и в зарубежных (немецких, чешских, польских) источниках периода от первых известий об открытии памятника до гибели рукописи в 1812 г.

К тому времени, когда была открыта и опубликована рукопись "Слова о полку Игореве", славяноведение как в России, так и в целом в Европе только еще формировалось5 . Среди западных ученых, проявивших специальный интерес к истории и языку славянских народов, преобладали немецкие6 . В зарубежных славянских землях славистика прежде всего начала складываться в Праге, где выдвинулась в 1760 - 1790 гг. плеяда просветителей (от Г. Добнера до И. Добровского)7 . В России центрами славянских изучений стали Публичная библиотека, основанная в Петербурге в 1795 г., и т. н. Румянцевский кружок, сложившийся в 1810-х годах в Москве. Первое место среди русских славяноведов принадлежало тогда А. И. Ермолаеву и А. Х. Востокову.

Сборник со "Словом", как выяснила Г. Н. Моисеева, был получен Мусиным- Пушкиным из Спасо-Ярославского монастыря в 1788 г.8 . Перевезя рукопись в Петербург, Мусин-Пушкин в последующие годы занимался разбором, изучением текста и переложением его на современный русский язык. К комментированию рукописи он привлек известного историка И. Н. Болтина. Как впервые было установлено П. Н. Берковым, наиболее раннее известие о находке "Слова" в русской печати относится к 1792 г. (в февральской книжке журнала "Зритель", издаваемого Н. А. Плавильщиковым, А. И. Клушиным и И. А. Крыловым). К моменту появления статьи Плавильщикова уже был изготовлен список с рукописи "Слова" для Екатерины II, а также перевод, принадлежащий Мусину-Пушкину, который Г. Н. Моисеева датирует 1792 г.9 . Это наблюдение вполне, согласуется с ранее сделанным Д. С. Лихачевым выводом, согласно которому перевод, сохранившийся в бумагах императрицы, выполнен с текста более позднего, чем екатерининская копия 10 . Продолжая изучение текста памятника и совершенствование перевода, Мусин-Пушкин познакомил с ним Н. М. Карамзина, который в письме издателю гамбургского журнала "Spectateur du Nord",

"Слова о полку Игореве". В кн.: "Слово о полку Игореве" - памятник XII века. М. -Л. 1962; его же. 175-летие первого издания "Слова о полку Игореве" (некоторые итоги и задачи изучения "Слова"). - ТОДРЛ. Т. 31. Л. 1976; Рыбаков Б. А. Ук. соч.; Творогов О. В. К вопросу о датировке Мусин-Пушкинского сборника со "Словом о полку Игореве". - ТОДРЛ. Т. 31; Моисеева Г. Н. Спасо- Ярославский хронограф и "Слово о полку Игореве". В кн.: К истории сборника А. И. Мусина-Пушкина со "Словом". Л. 1976; ее же. Новые материалы о "Слове о полку Игореве". - Вопросы истории, 1976, N 12.

5 Подробнее см.: Методологические проблемы истории славистики. М. 1978; Studie z dejin svetovej slavistiky do polovice 19. st. Bratislava. 1978; Дьяков В. А., Мыльников А. С. Об основных этапах истории славяноведения в дореволюционной России. В кн.: Славяноведение в дореволюционной России. Биобиблиографический словарь. М. 1979, с. 11 -14.

6 Lauch A. Wissenschaft und kulturelle Beziehungen in der russischen Aufklarung. Brl. 1969.

7 Неедлы З. К истории славяноведения до XVIII века. - Slavia, 1953, N 1.

8 Моисеева Г. Н. Спасо-Ярославский хронограф, с. 59.

8 Там же, с. 73.

10 Лихачев Д. С. Ук. соч., с. 85.

стр. 36

опубликованном в октябрьском номере за 1797 г., сообщил о находке "Слова о полку Игореве".

С переездом Мусина-Пушкина в 1799 г. в Москву начался завершающий этап подготовки "Слова" к печати. Именно тогда, по свидетельству Мусина- Пушкина, он "по убедительному совету" А. Ф. Малиновского и "друга моего Н. Н. Бантыша-Каменского решился обще с ними сверить преложение с подлинником и, исправя с общего совета, что следовало, отдал в печать" 11 (до этого ни тот, ни другой прямого отношения к подготовке "Слова" к печати не имели)12 . Выход в свет в 1800 г. "Ироической песни о походе на половцев удельного князя Новагорода-Северского Игоря Святославича", напечатанной московским типографом С. И. Селивановским 13 , означал второе рождение этого замечательного произведения, оказавшего, как известно, огромное воздействие на современников, что проявилось, в частности, в последовавших переизданиях памятника. Первое принадлежало А. С. Шишкову, который в 1805 г. воспроизвел в первом томе трудов Российской академии "Сочинения и переводы" мусин-пушкинское издание, сопроводив его пространным комментарием и прозаическим переводом текста с весьма произвольной его интерпретацией.

Менее разработана история переводов "Слова" на иностранные языки до 1812 г. Первым из известных в настоящее время был анонимный немецкий перевод, помещенный в лейпцигском альманахе И. Рихтера "Russische Miszellen" в 1803 г.14 . Этот перевод, в основе которого лежало мусин-пушкинское издание, был недостаточно точным, а порою носил вольный характер, на что в 1810 г. в письме к словенскому филологу Е. Копитару обращал внимание Добровский15 . Тем не менее он заслуживает упоминания. В предисловии переводчик указывал на наличие в русском тексте многих неясных мест, затруднявших его работу. Любопытно, что в таких случаях он обращался непосредственно к напечатанному в издании 1800 г. древнерусскому тексту и пытался его интерпретировать. Наиболее интересно с текстологической точки зрения примечание к словам "Почнем же, братие, повесть сию от старого Владимира до нынешнего Игоря", в котором сказано: "Кажется, что здесь чего- то не хватает, поскольку следующий абзац начинается с похода Игоря против половцев без того, чтобы сказать далее нечто о старом Владимире"16 . Своим замечанием автор немецкого перевода на несколько десятилетий как бы предварил споры о перестановках в тексте рукописи "Слова" и об утерянной странице памятника. На исчезновение при этом темы о "старом Владимире" обратил еще раз внимание Б. А. Рыбаков17 . Следующим по времени был польский перевод, принадлежавший Ц. Годебскому18 . Впрочем, перевод этот был весьма своеобразным: он включал лишь те места памятника, которые показались переводчику наиболее выразительными.

Принципиально иной характер носил перевод на немецкий язык, выполненный преподавателем пражской гимназии И. З. Мюллером и опубликованный в 1811 г. Инициатором этого издания был Добровский.

11 Записки и труды Общества истории и древностей российских. Ч. 2. М. 1824, с. 37. Оригинал хранится в Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (ГПБ), ф. 588, N 247, л. 2об.

12 Дмитриев Л. А. История открытия рукописи "Слова в столку Игореве", с. 422.

13 Кононович С. С. Типографщик Селивановский. В кн.: Книга. Исследования и материалы. Т. 23. М. 1972, с. 110 - 115.

14 Lied vom Zuge Igor's gegen die Polowzer. - Russiche Miszellen, Bd. 1, 1803, N 3.

15 Письма Добровского и Копитара в повременном порядке. Труд И. В. Ягича. СПб. 1885, с. 74.

16 Lied vom Zuge, S. 5 - 6, 16.

17 Рыбаков Б. А. Ук. соч., с. 68.

18 Zabawy przyjemne i pozyteczne. Warszawa. 1806, N 5.

стр. 37

Получив в 1809 г. "Слово о полку Игореве" в издании Шишкова, он писал Копитару: "Игорева песнь, которую я получил из России, восхитила бы Вас" 19 . Вскоре он предложил Мюллеру, а также чешскому ученому И. Юнгману и словацкому поэту С. Рожнаю20 заняться переводом "Слова" на немецкий и чешский языки (Юнгман должен был выполнить прозаический, а Рожнай - поэтический переводы). К сожалению, перевод Рожная не сохранился, а перевод Юнгмана, за работой которого Добровский следил, тогда не был издан и появился в печати только в 1932 г.

Мы не будем касаться подробнее переводов Мюллера и Юнгмана, поскольку вопрос этот имеет самостоятельное значение21 . Отметим лишь, что в 1972 - 1973 гг. нам удалось выявить в фондах Института рукописей АН ГрузССР и с помощью сотрудников этого Института Е. П. Метревели, Е. М. Мачавариани и Э. Г. Барнавели идентифицировать ранее неизвестный в науке список "Слова", сделанный Юнгманом в латинской транскрипции по изданию 1805 г. Список отражает одну из наиболее ранних стадий работы чешского переводчика в 1810 г., в частности его раздумья о точной передаче названия памятника. Как видно из рукописи, сперва Юнгман, подобно Мюллеру, предполагал назвать его "песнью", но затем сохранил оригинальное название. Таким образом, Юнгману принадлежит заслуга не только создателя первого перевода "Слова" на чешский язык22 , но и одного из первых его исследователей в годы, когда сборник с рукописью памятника еще находился у Мусина-Пушкина.

Сопоставление чешского перевода Юнгмана с немецким переводом Мюллера обнаруживает их идейное и структурное сходство. Оба в исторических справках к памятнику сравнивают княжеские усобицы в Древней Руси с феодальными войнами тех же веков в Германской империи; оба считают, что автором "Слова" был южнорусский монах. И чешский и немецкий переводы состоят из трех частей и снабжены примерно равным количеством сходных примечаний. Наконец, как Юнгман, так и Мюллер дают заголовки к отдельным частям памятника и делают попытку выделить в его тексте некоторые стихотворные строфы. Все это наводит на мысль, что оба переводчика во многом учитывали рекомендации, полученные от инициатора обоих переводов Добровского, о чем, например, Мюллер пишет в своем предисловии (с. 2- 3). Если это так, то сравнительное текстологическое изучение приемов осмысления и передачи текста "Слова о полку Игореве" может стать одним из уникальных источников реконструкции взглядов на этот памятник и самого Добровского.

Немецкий перевод Мюллера, увидевший свет в 1811 г., сыграл существенную роль в ознакомлении западноевропейской общественности со "Словом о полку Игореве". В частности, благодаря расшифровке записи на одном из экземпляров книги Мюллера из собрания Библиотеки АН СССР в Ленинграде, нам удалось выявить две забытые рецензии из "Jenaische Allgemeine Literatur-Zeitung" за 1814 г.23 .

19 Письма Добровского и Копитара в повременном порядке, с. 74

20 Dejiny Slovenska. T. I. Bratislava, 1961, s. 462.

21 См. Панченко А. М. Чешские переводы "Слова о полку Игореве" в XIX в - ТОДРЛ. Т. 13.

22 Francev V. A. Slovo о pluku Igorove. Russky text v transkripci, cesky pfeklad a vyklady J. Jungmanna z. r. 1810. Praha. 1932. Переиздание перевода см.: Junemann J. Pfeklady. T. 2. Praha. 1958, s. 322.

23 Jenaische Allgemeine Literatur-Zeitung, 1814, NN 31 - 32, 247. Рецензии подписаны латинскими криптонимами, соответственно Ms и МНР. Хотя Добровский сотрудничал в этой газете и даже поместил в приложении к ней в том же 1814 г. отзыв на работы А. Л. Шлёцера и И. З. Мюллера, подобные сокращения в библиографии его трудов не зарегистрированы (см. Krbee М., Laiskе M. Josef Dobrovsky. I. Bibliografie der Veroffentlichungen. Praha. 1970, S. 90, 209). Вопрос об установлении авторства обеих рецензий заслуживает специального рассмотрения.

стр. 38

В первой из них, помещенной в двух февральских номерах, излагалось содержание "Слова" и была дана положительная оценка переводу Мюллера, благодаря которому, как отмечал рецензент, немецкие читатели смогут познакомиться с замечательным образцом поэзии "древних русских бардов". Рецензент считал желательным скорейшее опубликование и других памятников древнерусской литературы, подчеркивая общественную значимость этого в условиях, когда русские "много сделали для освобождения европейских стран" от наполеоновского ига. Соглашаясь с Мюллером, что в сохранившейся рукописи "Слова" имеются ошибки переписчиков и позднейшие наслоения, рецензент относил к числу интерполяций часть авторского обращения в памятнике от фразы "Почнем же, братие, повесть сию от старого Владимира до нынешнего Игоря" до слов "наведе своя храбрыя плъкы на землю Половецкую за землю Руськую". Впрочем, это предположение в рецензии не обосновывается. Вторая рецензия короче. В ней переводу Мюллера тоже дается высокая оценка, хотя автор и отмечает, что не мог (вероятно, по незнанию русского языка) сверить немецкий перевод с текстом оригинала. Основное внимание рецензент уделил жанровым особенностям "Слова". Авторы обеих рецензий, очевидно, не располагали какими-либо сведениями о памятнике, кроме тех, которые содержались в книге Мюллера. Ничего не знали они и о гибели оригинала рукописи в 1812 г. Обе рецензии проникнуты духом доброжелательности к русской культуре.

Особое место в истории рукописи и начальном периоде ее изучения принадлежит, как известно, вопросу о круге т. н. самовидцев, т. е. лиц, которым Мусин-Пушкин показывал сборник со "Словом". В XIX в. считалось, что "самовидцев" было шестеро: Мусин-Пушкин, Карамзин, палеограф А. И. Ермолаев, публикаторы Бантыш-Каменский и Малиновский, типограф Селивановский24 . Однако позднее стало ясно, что в России их было больше. Так, со ссылкой на сведения Шишкова25 к ним отнесен теперь Болтин. Ф. Я. Прийма обратил внимание на то, что И. П. Сахаров называл в 1839 г. "самовидцем" и московского филолога Р. Ф. Тимковского, который перед 1812 г. близко знал Мусина-Пушкина. "Очень вероятным становится поэтому и знакомство Р. Ф. Тимковского с рукописью "Слова о полку Игореве"26 . Г. Н. Моисеевой было высказано предположение, что рукопись "Слова" Мусин-Пушкин демонстрировал Екатерине II27 . Правда, в последнее время О. В. Творогов высказал сомнение в правомерности причисления к "самовидцам" Ермолаева и Тимковского, не приведя, впрочем, убедительных аргументов28 .

По справедливому замечанию Д. С. Лихачева, Мусин-Пушкин не делал из принадлежавших ему рукописей секрета29 . Вполне вероятно, что он демонстрировал принадлежавший ему сборник со "Словом" всем, кто проявлял интерес к его собирательской деятельности. Впрочем, таких лиц в среде, с которой по образу жизни и занятиям был связан Мусин-Пушкин, было не столь уж много. Красноречиво в этом отношении следующее место из письма Мусина-Пушкина Калайдовичу от 18 января 1814 г.: "Примечая похвальную вашу к отечественной древности (склонность. - А. М.) и желание объяснить темное, сожалею, что не имел случая быть с вами лично знаком, ибо по несчастно-

24 Барсов Е. В. "Слово о полку Игореве" как художественный памятник Киевской дружинной Руси. Т. I. M. 1887, с. 54.

25 Шишков А. С. Собрание сочинений и переводов. Ч. II. СПб. 1827, с. 384.

26 Прийма Ф. Я. Р. Ф. Тимковский как исследователь "Слова о полку Игореве". - ТОДРЛ. Т. 14. М. -Л. 1958, с. 89.

27 Моисеева Г. П. Спасо-Ярославский хронограф, с. 74.

28 Творогов О. В. Ук. соч., с. 161.

29 Лихачев Д. С. Археографический комментарий. "Слово о полку Игореве" М. 1950, с. 356.

стр. 39

му модному воспитанию столь много галломанов, что о своем не найдешь, с кем поговорить; и людей таких искать надо со свечою"30 .

Перечитаем под углом зрения поисков "самовидцев" известное замечание Востокова, сделанное им в 1806 г. по поводу изданной в 1798 г. "Песни Владимиру киевских баянов" В. Т. Нарежного. "Не знаю, - писал Востоков, - откуда сочинитель сей песни взял своих Баянов, из народных ли каких преданий, сказок или песен, или из рукописи, содержащей песнь о походе Игоря, ежели она ему до напечатания была известна"31 . Последние слова показывают необходимость более внимательного анализа контактов Мусина-Пушкина в те годы, когда "Слово" находилось в его собрании. Прежде всего заслуживает дополнительного изучения круг и характер литературно- научных и общественных знакомств Мусина-Пушкина, в частности с лицами, которым принадлежали наиболее ранние из ныне известных печатные отклики на обнаружение "Слова". Кроме "самовидца" Карамзина, к ним относились автор информации 1792 г. в журнале "Зритель" Плавильщиков, а также поэт М. М. Херасков, автор поэмы "Владимир", в одном из примечаний к которой прямо сообщается о недавней находке "Слова о полку Игореве". Обращает на себя внимание (уже отмеченное в литературе)32 совпадение: и поэма Хераскова и заметка Карамзина появились в одном и том же 1797 г., причем информация в них о "Слове" во многом совпадает текстуально. По мнению Ф. Я. Приймы, информатором Хераскова мог быть известный дипломат и переводчик Я. И. Булгаков, которого он, впрочем, "самовидцем" не называет33 .

Несомненно интересная и до сих пор в связи со "Словом о полку Игореве" должным образом не изученная линия контактов пролегает между Мусиным- Пушкиным, И. П. Елагиным, А. С. Строгановым, А. Н. Олениным, Востоковым и "самовидцами" Карамзиным и Ермолаевым. Еще до открытия Публичной библиотеки в 1814 г. ее рукописный фонд был законодательно оформлен в 1805 г. в качестве "Депо манускриптов". В числе первых читателей его находились Карамзин и будущие сотрудники библиотеки Оленин, Ермолаев и Востоков. Все они, кроме Карамзина, были связаны с Академией художеств, то есть задолго до прихода в библиотеку были знакомы между собой. Мусин-Пушкин возглавлял Академию художеств в 1794 - 1799 гг., а его преемником на этом посту стал Строганов, одновременно ведавший императорскими библиотеками. Оленин был утвержден почетным членом Академии художеств в 1804 г. В 1811 г. он был назначен первым директором Публичной библиотеки, а с 1817 г., сохраняя этот пост, - президентом Академии художеств. В этой академии на рубеже XVIII- XIX вв. учились Ермолаев и Востоков. Оленин, таким образом, давно знал своих будущих сотрудников. В 1802 г. он совершил с Ермолаевым научное путешествие по России "для собирания сведений, до отечественной истории относящихся"34 . Знаниями Ермолаева Оленин воспользовался и при подготовке известного "Письма гр. А. И. Мусину-Пушкину о камне Тмутараканском" (1806 г.). Все трое находились в постоянных контактах друг с другом. В переписке Мусина-Пушкина с Олениным обсуждались вопросы, связанные с тмутараканской тематикой и изданием русских летописей. Сообщая, например, в письме от 9 мая 1804 г., что в Москве "составилось общество для издания Несто-

30 ГПБ, ф. 588, N 278, л. 6об.

31 Головенченко Ф. М. Слово о полку Игореве. Историко-литературный и библиографический очерк, с. 12.

32 Соловьев А., Якобсон Р. "Слово о полку Игореве" в переводах конца XVIII века. Лейден. 1954, с. 47.

33 Прийма Ф. Я. "Слово о полку Игореве" в русском историко- литературном процессе, с. 42.

34 Архив ГПБ, N 6, 1811 год, л. 3.

стр. 40

ровой Летописи" (имеется в виду "Общество истории и древностей российских". - А. М. ), Мусин-Пушкин извещал Оленина, что тот избран "почетным оного членом". Он был также инициатором избрания Ермолаева корреспондентом московского Общества российских древностей и истории, во главе которого стоял Х. А. Чеботарев. Для взаимоотношений между ними характерно письмо, посланное Мусиным-Пушкиным Оленину в 1805 г.: "Господину Ермолаеву скажите от меня почтение, ура, виват, браво, фора и прочее: что придумать можете за его успехи"35 .

То, что Ермолаев видел рукопись "Слова", известно со слов Востокова, на которые в 1834 г. (то есть при жизни ученого) ссылался А. Глаголев36 . Это вполне отвечает общему характеру взаимоотношений между Мусиным- Пушкиным, Олениным и Ермолаевым: последний стал "самовидцем", очевидно, во время одного из посещений Москвы между 1805 - 1812 гг. Это предположение подтверждается новейшими разысканиями Ф. Я. Приймы, который локализует время ознакомления Ермолаева с рукописью "Слова" второй половиной января - первой половиной мая 1811 г.37 . Но если Ермолаев (который в глазах коллекционера был всего только помощником в ученых занятиях Оленина) оказался "самовидцем", то можно предположить, что список "Слова" знал и Оленин. Это тем более вероятно, что последний интересовался памятником, и это отражено в его бумагах. У него же находился экземпляр издания 1800 г. с пометками Ермолаева38 .

Настойчивое стремление Мусина-Пушкина приобщить Оленина к членам "общества для издания Несторовой Летописи", а также и внимание к Ермолаеву как к опытному палеографу сами по себе очень важны, поскольку вводят нас в круг московских ученых, близко связанных в 1804 - 1812 гг. археографическими интересами с Мусиным-Пушкиным. Среди них в особенности следует отметить профессора Московского университета Тимковского. Этот филолог-палеограф, с начала 1811 г. привлеченный к изданию Лаврентьевской летописи, вложил, как подчеркивал Ф. Я. Прийма, "много сил и энтузиазма" в изучение "Слова о полку Игореве"39 . В свете этого становится понятным, почему после гибели рукописи к выяснению обстоятельств ее приобретения Мусиным- Пушкиным и палеографических особенностей памятника, по свидетельствам "самовидцев", обратился именно Калайдович: он был учеником Тимковского.

Другим направлением поисков должно стать изучение контактов Мусина- Пушкина с зарубежными учеными, которые с познавательными целями посещали в конце XVIII - начале XIX в. Петербург и Москву.

Пока достоверно известно лишь о встречах с Мусиным-Пушкиным Добровского, который прибыл в Петербург 17 августа 1792 г. и оставался здесь до середины октября. С 25 октября по 7 января следующего года он находился в Москве, откуда отбыл в Прагу40 . Имя Мусина-Пушкина, которого он именовал вельможей, собирающим рукописи, чешский ученый неоднократно упоминал в своей переписке. Наиболее раннее сообщение о знакомстве с русским коллекционером содержится в письме Добровского другому чешскому филологу, Ф. Дуриху, от 9 ок-

35 ГПБ, ф. 542, N 261, лл. 16 - 16об., 22.

36 Глаголев А. Умозрительные и опытные основания словесности. Ч. 4. СПб. 1834, с. 24 - 25.

37 Прийма Ф. Я. "Слово о полку Игореве" в русском историко- литературном процессе, с. 80.

38 Прийма Ф. Я. Наблюдения А. Н. Оленина над "Словом о полку Игореве", с. 39 - 48.

39 Прийма Ф. Я. Р. Ф. Тимковский как исследователь "Слова о полку Игореве", с. 89.

40 Dobrovsky J. Litterarische Nachrichten von einer Reise nach Schweden und Russland. Prag. 1796, S. 111.

стр. 41

тября 1792 г.41 . В этом и других письмах Добровский перечислял рукописи и книги, которые ему показывал Мусин-Пушкин, а также упоминал, что между ними велись беседы по конкретным текстологическим вопросам, например, о передаче в современном написании старого слова "глава"42 . По-видимому, во время этих встреч Мусин-Пушкин и показывал Добровскому сборник со "Словом"43 , первое печатное упоминание об открытии которого появилось именно незадолго до этого. Правда, в изученной к настоящему времени части архива Добровского прямых сообщений об этом нет. Однако до сих пор далеко не все материалы чешского ученого, особенно его рабочие записи, выявлены и введены в научный оборот. В этой связи обратим внимание на любопытную деталь, до сих пор не отмеченную исследователями.

В предисловии к немецкому переводу "Слова о полку Игоревен Мюллера перепечатано сообщение Карамзина из "Spectateur du Nord" за 1797 г. об обнаружении (двумя годами ранее, как там говорилось) рукописи памятника. Если признать, что Добровский - инициатор перевода - видел сборник со "Словом" у Мусина-Пушкина еще осенью 1792 г., то воспроизведение Мюллером информации Карамзина без комментария может показаться на первый взгляд странным. Но делать отсюда вывод о том, будто бы, находясь в Петербурге, Добровский о находке "Слова" ничего не знал, преждевременно. Во-первых, Мюллер писал предисловие отнюдь не под диктовку Добровского, а, как видно из его примечания на стр. 13, самостоятельно. Во-вторых, Добровского занимало в первую очередь качество немецкого и чешского переводов памятника. Характерно, что в рукописи Юнгмана (за работой которого Добровский следил особенно внимательно и копией которой, как мы увидим ниже, располагал) никаких указаний на год обнаружения "Слова" не содержится. Юнгман ограничился лишь сообщением, что сборник с рукописью этого произведения хранится в библиотеке Мусина-Пушкина. Это наблюдение в совокупности с новейшими розысками о работе Добровского над сравнительным анализом "Слова о полку Игореве" и "Задонщины"44 подкрепляет версию об ознакомлении Добровского со "Словом" уже во время пребывания в Петербурге в 1792 г.

Не посещал ли Мусина-Пушкина вместе с Добровским и его спутник по поездке в Россию И. Штернберг? Такое предположение допустимо, если учесть, что в Петербург оба чешских путешественника прибыли одновременно и вместе делали визиты в Академию наук45 . Конечно, область интересов Штернберга как естествоиспытателя отличалась от целей, с которыми ехал в Россию Добровский. Но Штернберг внимательно приглядывался к русской действительности. Об этом свидетельствует хотя бы то, что он, как и Добровский, довольно подробно знал о деле Н. И. Новикова и сочувствовал русскому просветителю46 . В своем описании поездки в Россию Добровский ссылается на заметки Штернберга о Москве, что свидетельствует о взаимопонимании между ними47 .

В контактах Мусина-Пушкина как владельца рукописи "Слова о полку Игореве" с зарубежными научными и литературными кругами

41 Korrespondence J. Dobrovskeho. T. I. Praha. 1895, s. 259.

42 Ibid., s. 266, 267, 318.

43 Wollman S. Dobrovsky a Slovo o pluku Igorove. - Slavia, 1955, N 2-3, s. 269 - 270; ejusd. Slovo о pluku Igodove jako umelecke dilo. Praha. 1958, s. 9.

44 Моисеева Г. Н. "Задонщина" и "Слово о полку Игореве" о восприятии И. Добровского. - Slavia, 1979, N 2 - 3.

46 Dejiny cesko - ruskych vztahu. 1770 - 1917. Praha. 1967, s. 23.

46 Мыльников А. С. Иоахим Штернберг и чешские параллели к "Путешествию" Радищева. В кн.: А. Н. Радищев и литература его времени.. XVIII век. Т. 12. Л. 1977, с. 183 - 198.

47 Dobrovsky J. Litterarische Nachrichten, s. 112.

стр. 42

важны все сведения, которые прямо или косвенно связаны с судьбой памятника и наиболее ранним проникновением информации о нем к европейскому читателю. Например, интересно было бы установить имя автора первого перевода "Слова" на немецкий язык в 1803 году. Им, по мнению слависта из ГДР Э. Хексельшнайдера, был сам издатель "Russische Miszellen" Рихтер48 . Как свидетельствует содержание трех томов этого альманаха, выпускавшегося в 1803 - 1804 гг. лейпцигским книгоиздателем И. Харткнохом, появление в нем немецкого перевода "Слова" нельзя считать случайным, поскольку Рихтеру в начале XIX в. вообще принадлежала немалая заслуга в популяризации на Западе русской культуры.

Мысль о том, что в процессе изучения и подготовки к печати рукописи "Слова о полку Игореве" с нее были сделаны списки, высказывалась уже давно49 . Но лишь в советское время это предположение было подтверждено М. В. Щепкиной и в наиболее развернутом виде обосновано Лихачевым50 . Вывод этот получил в дальнейшем поддержку со стороны Л. А. Дмитриева и Г. Н. Моисеевой. Но была ли группа списков, возникших в процессе публикаторской работы (в основе которых лежал подлинник "Слова" из собрания Мусина-Пушкина), единственной?

Известно, что Карамзин (знакомившийся с подлинником "Слова", когда собрание Мусина-Пушкина еще находилось в Петербурге) сделал выписки, которые, возможно, только частично опубликовал в первых трех томах "Истории государства Российского" (1813 г.). Эти выписки (в последовательности, соответствовавшей тексту памятника) были перепечатаны Л. А. Дмитриевым. Ему принадлежит также полное описание и фотовоспроизведение бумаг Малиновского, среди которых имеются и выписки из "Слова". Правда, по наблюдению Л. А. Дмитриева, Малиновский "делал выписки не непосредственно с рукописи "Слова", а уже с копии с нее". Но не следует забывать, что именно он являлся одним из публикаторов памятника. Во всяком случае, можно согласиться с Л. А. Дмитриевым, что "выписки Малиновского имеют палеографическое значение"51 .

В литературе высказывались также предположения, что списки с мусин- пушкинской рукописи могли быть сделаны для Хераскова и известного петербургского книготорговца, издателя и библиографа В. С. Сопикова 52 . Конечно, это заслуживает серьезной проверки. Версию о херасковском списке в целом можно счесть убедительной, поскольку в одном из примечаний ко второму изданию поэмы "Владимир" Херасков писал: "Недавно отыскана рукопись под названием Песнь полку Игореву, неизвестным писателем сочиненная"53 . В период написания и переиздания поэмы "Владимир" (1797 г.) поэт жил в Москве, а коллекция Мусина-Пушкина еще оставалась в Петербурге. Поэтому ознакомление Хераскова с текстом памятника не по подлиннику, а по списку с него представляется вероятным. Но располагал ли Херасков списком текста подлинника или только его перевода? Последнее также нельзя исключать, особенно если вспомнить, что (как указывал Мусин-Пушкин) по переезде в Москву он увидел у Малиновского "перевод мой очень в неисправной переписке"54 .

48 Hexelschneider E. Die russische Volksdichtung in Deutschland bis zur Mitte des XIX. Jh. Brl. 1967, S. 97.

49 См. Владимиров П. В. Литература "Слова о полку Игореве" со времени его открытия по 1894 г. - Университетские известия, Киев, 1894, N 4, с. 76.

50 Лихачев Д. С. История подготовки к печати текста "Слова о полку Игореве" в конце XVIII в., с. 82.

51 Дмитриев Л. А. История первого издания "Слова о полку Игореве", с. 168.

52 "Слово о полку Игореве", с. 356.

53 Херасков М. М. Творения. Ч. 2. М. 1797, с, 300 - 301.

54 Записки и труды Общества истории и древностей российских. Ч. 2, с. 37.

стр. 43

Гипотеза же о существовании "сопиковского" списка55 не подтверждается. В письме Калайдовичу 17 ноября 1814 г. Сопиков писал: "Игоревой песни у графа П[ушкина] я не покупал, хотя он с прочими книгами для издания и отдавал мне, но я отказался от сего предложения его"56 . Имелась скорее всего в виду передача для издания сделанного Мусиным- Пушкиным списка с рукописи "Слова", от получения которого Сопиков отказался.

Следовало бы обратить внимание и на текстологическую работу над памятником Востокова. Наставником его был Ермолаев. Позднее Востоков вспоминал, что Ермолаев рассказывал ему о палеографических особенностях сгоревшей рукописи. В трактате Востокова "Опыт о русском стихосложении" рассматривается вопрос о стихотворном размере "Слова о полку Игореве". Но в нем есть и соображения археографического характера. Во-первых, Востоков исходил из посылки, что обнаруженная Мусиным-Пушкиным рукопись не могла "через столько веков" сохранить "под пером бестолковых переписчиков" древний текст "в настоящем своем виде". Во-вторых, Востоков считал нужным при новом издании текста разделить его для удобства исследования на нумерованные строки-стихи. И здесь он дает очень важное примечание: "Признаюсь, что я испытывал сию операцию над всею поэмой: и она у меня разделилась без всякой принужденной растяжки и без всякой перестановки слов, с начала до конца на такие довольно ровные и мерные периоды или стихи" 57 . Трактат Востокова был опубликован примерно в середине 1812 г- Стало быть, описанный им опыт был произведен до гибели рукописи. Поэтому реально существовавший востоковский список должен занять принадлежащее ему место в истории изучения рукописи "Слова".

Чрезвычайно важным представляется вопрос о характере знакомства со "Словом о полку Игореве" Добровского. То, что в опубликованных работах, а также в подготовительных материалах к ним чешский ученый неоднократно ссылался на "Слово", давно уже отмечалось в литературе58 . Помимо соответствующих замечаний в издававшемся им альманахе "Славин", Добровский ссылался на "Слово" как на исторический источник в неопубликованных "Материалах к славянской мифологии", составленных им в начале XIX в. В этой рукописи, в частности, сделаны отсылки к встречающимся в памятнике именам языческих богов - Дажьбог и Див59 . Но что имел Добровский при этом в виду: публикации "Слова" (включая его немецкий перевод 1803 г.), какой-то список памятника или по крайней мере выписки из него?

С этой точки зрения интерес представляет переписка Добровского с польским филологом С. Бандтке, поскольку "Слово о полку Игореве" упоминается в ней неоднократно. В августе 1812 г. (то есть незадолго до гибели рукописи) Бандтке запрашивал Добровского: "Скажите мне, нельзя ли получить оригинал Песни о битве Игоря против половцев?". На это Добровский отвечал: "Песнь об Игоревой битве в оригинале Вы можете получить, конечно, только из России". Ответ датирован 26 ноября 1812 г., когда подавляющая часть московской коллекции Мусина-Пушкина уже не существовала, хотя Добровский об этом, по-видимому, еще не знал. В том же письме он сообщал, что перевод "Слова" на чешский язык, выполненный Юнгманом, остался неиздан-

55 Творогов Л. А. Слово о полку Игореве. Новосибирск. 1942, с. 6.

56 Записки императорской Академии наук. Т. 45, N 2, прил. СПб. 1883, с. 19 Выражаю благодарность А. П. Толстякову за сообщение этих сведений с проверкой по подлиннику.

57 Санктпетербургский вестник Вольного общества любителей словесности, наук и художеств. Ч. 2. 1812, с. 285.

58 Филологические наблюдения А. X. Востокова. СПб. 1865, с, XVIII- XIX; см. также Панченко А. М. УК. соч., с. 635.

59 Knihovna Narodniho muzea v Praze. Sign. IX. D. 46, 1, 2, 17, vers.

стр. 44

ным, в связи с чем Бандтке в феврале следующего года просил выслать список этого перевода "Песни о битве Игоря, если она не очень длинная"60 . Только в январе 1821 г. Добровский известил о посылке Бандтке "оригинала" перевода интересовавшего его произведения. Из этого с большой долей вероятия можно заключить, что полным списком "Слова" чешский ученый не располагал. Отсюда и его совет Бандтке снестись непосредственно с владельцем рукописи. Однако если до получения (а это, как указано выше, произошло в 1809 г.) шишковского издания "Слова" полного текста памятника у Добровского под рукой и не было, то это не исключает того, что во время посещения Мусина-Пушкина в 1792 г. он мог сделать выписки отдельных, наиболее заинтересовавших его мест из рукописи. Следовательно, в его архиве могли находиться фрагменты, подобные тем, которые сохранились у Карамзина. Наблюдения, сделанные Г. Н. Моисеевой61 , позволяют надеяться на выяснение в ходе дальнейших разысканий этого существенного для истории текста "Слова" вопроса.

После того как библиотека Мусина-Пушкина сгорела, получили распространение поддельные "древние" списки "Слова о полку Игореве". Среди них были и списки, приписываемые известному в начале XIX в. московскому фальсификатору рукописей А. И. Бардину62 . Впрочем, слово "подделка" здесь не вполне удачно. Мастерски подражая древним писцам, Бардин обычно делал на фабрикуемых им рукописях приписки с указанием своего имени и года изготовления рукописи63 . Но как бы то ни было, он смог ввести в заблуждение даже Малиновского, "самовидца" и соратника Мусина-Пушкина. Зато Ермолаев, с мнением которого согласился и Карамзин, сразу же разобрался в истинной "ценности" бардинской фабрикации64 .

Но фальсификат, изготовленный Бардиным на пергамене уставным письмом, может дать косвенные данные о палеографических особенностях подлинной рукописи. Давно уже отмечены расхождения в показаниях "самовидцев" на этот счет. Малиновский считал, что мусин-пушкинская рукопись была написана на бумаге полууставом, переходящим в скоропись. Ермолаев (правда, по словам Востокова в передаче А. Глаголева!) определял ее письмо как полуустав XV века. К концу того же столетия относил рукопись и Карамзин. Типограф Селивановский заявлял Калайдовичу, что виденная им рукопись (если, заметим, речь шла о подлиннике, а не о рабочем списке), была написана "белорусским письмом не так древним", которое напомнило ему почерк Дмитрия Ростовского, церковного писателя конца XVII - начала XVIII века. Наконец, владелец "Слова", как известно, сообщал, что оно было писано на лощеной бумаге "довольно четким письмом" конца XIV - начала XV века65 . И если, как отмечали М. Н. Сперанский и А. А. Дмитриев, Малиновский по роду своих обыденных архивных занятий не был подготовлен к чтению рукописей на пергамене, то не говорит ли это о том, что виденная Малиновским подлинная мусин-пушкинская рукопись (кстати, не пергаменная, а бумажная) действительно относилась к более позднему времени, чем думали другие "самовид-

60 Korrespondence J. Dobrovskeho. T. 2. Praha. 1906, s. 55, 57, 61, 136.

61 Моисеева Г. Н. Спасо-Ярославский хронограф, с. 60; ее же. "Задонщина" и "Слово о полку Игореве" в восприятии И. Добровского.

62 См. Сперанский М. Н. Русские подделки рукописей в начале XIX в. (Бардин и Сулакадзев). В кн.: Проблемы источниковедения. Т. 5. М. 1956.

63 Энговатов Н. В. Криптограмма на рукописи "Слова о полку Игореве". В кн.: Археографический сборник за 1965 г. М. 1966, с. 104.

64 Кочубинский А. А. Адмирал Шишков и канцлер Румянцев. Начальные годы русского славяноведения. Одесса. 1887 - 1888, с. 89, 161.

65 Смирнов В. О "Слове о полку Игореве". Т. 2. Воронеж. 1877, с. 2 - 6; Козловский И. И. Палеографические особенности погибшей рукописи "Слова о полку Игореве". М. 1890, с. 4; Сын Отечества, Т, 8. 1839, N 3 отд. VI, с. 17.

стр. 45

цы", а почерк ее приближался к письму, характерному для XVI - начала XVII века? Отметим, что к весьма близким выводам приходит О. В. Творогов, определяющий сборник Мусина-Пушкина как конволют XVII в., начинающийся Хронографом распространенной редакции 1617 г., а часть со "Словом", по предположению автора, "может датироваться временем не позднее, чем конец XVI века"66 .

Таким образом, введение в сферу комплексного рассмотрения истории рукописи "Слова о полку Игореве" бардинских, а возможно, и иных фабрикации "списков", не только помогает лучше понять особенности восприятия "Слова" в начале XIX в. и оценить уровень палеографической осведомленности "самовидцев" (ценным аргументом в пользу древности "Слова" служит, между прочим, отношение к бардинскому списку Ермолаева, Карамзина, а косвенно - и самого Малиновского). Подделки должны .оцениваться не просто как некие, не имеющие никакой ценности курьезы, а как специфические документы, запечатлевшие отдельные черты отношения к "Слову", в том числе - и со стороны "самовидцев".

Интерес к обнаружению и выходу в свет "Слова о полку Игореве" со стороны не только русской, но и зарубежной общественности не мог не сказаться на особенностях осмысления и намечавшихся в начале XIX в. путях изучения этого памятника. На первых порах под влиянием распространенных тогда представлений "Слово" нередко сопоставлялось с поэмами Гомера и особенно с поэзией легендарного Оссиана (плода талантливой литературной мистификации, созданной в 1760-х годах шотландским поэтом Д. Макферсоном, использовавшим мотивы кельтского народного эпоса)67 . Эти реминисценции (прослеживаемые уже в ранних печатных откликах на находку рукописи) отразились в издании памятника 1800 г. и в комментариях к нему в публикации Шишкова. Оказали они влияние и на первых зарубежных переводчиков "Слова". Добровский, а вслед за ним Мюллер, Юнгман и многие чешские и немецкие романтики воспринимали "Слово о полку Игореве" как эпическое произведение68 .

Имея в виду это несоответствие первичного восприятия памятника его реальному культурно-историческому значению, Ф. Я. Прийма отмечал, что издатели "Слова" не осознавали, кажется, "его связь с памятниками языка, письменности и фольклора других славянских народов, что способствовало возникновению дополнительных трудностей для понимания и дальнейшего изучения знаменитой поэмы"69 . Действительно, комментарий в издании 1800 г. даже по отношению к тем текстам, в которых речь шла о других славянских народах (например, о моравских чехах или поляках), имел фактологический характер и не соотносился с ощущением славянской культурной общности. Да и таких примечаний было мало.

Впрочем, нельзя утверждать, что в годы подготовки "Слова" к изданию его общеславянские аспекты совершенно выпадали из поля зрения. В этом отношении некоторый интерес представляет предисловие к двум спискам русского перевода конца XVIII в. - из архива Белосельских-Белозерских (в настоящее время утрачен) и из собрания ГПБ, восходящих, как показал Л. А. Дмитриев, к общему протографу, связываемому с Мусиным-Пушкиным. В упомянутом предисловии, нося-

66 Творогов О. В. УК. соч., с. 139 - 140, 163.

67 Лотман Ю. М. "Слово о полку Игореве" и литературная традиция XVIII - начала XIX в. В кн.: "Слово о полку Игореве" - памятник XII века; Введенский Д. Н. Этюды о влиянии оссиановской поэзии в русской литературе. Нежин. 1916; Левин Ю. Д. Оссиан в русской литературе. Конец XVIII - первая треть XIX в. Л. 1980.

68 Hexelschneider E. Op. cit., S. 97 - 98.

69 Прийма Ф. Я. Южнославянские параллели к "Слову о полку Игореве". В кн.: Исторические связи в славянском фольклоре. М. -Л. 1968, с. 255.

стр. 46

щем скорее характер короткого письма-обращения, в частности, говорилось: "Сия поэма писана на исходе XII века на славенорусском языке; но столько в ней встречается малороссийских названий, что незнающему польского языка трудно и понимать"70 . Кому принадлежат эти строки, неизвестно. Более того, Л. А. Дмитриев подчеркнул: "Кто был автором письма, кто был его адресатом, кто, наконец, был автором этого перевода, мы не знаем и из имеющихся текстов узнать не можем"71 . Впрочем, есть основание предположить, что это было лицо, связанное с кругом Карамзина, поскольку в предисловии далее указывалось, что оригинал перевода "затерялся у Николая Михайловича". И очевидно, что человек, которому этот перевод принадлежал, был знаком с польским языком, что позволило ему уловить славянские языковые параллели "Слова". Не исключено, что мысль эта могла принадлежать и самому Мусину-Пушкину, поскольку известно, что как обер-прокурор Синода он поручил в 1794 г. Бантыш-Каменскому написать "Историческое известие о возникшей в Польше унии".

Для истории славистического осмысления "Слова о полку Игореве" интересна также ссылка Ф. Я. Приймы на переписку Я. И. Булгакова 1806 - 1807 гг., опубликованную еще в 1898 г., но под данным углом зрения до сих пор не рассматривавшуюся. Как видно из этой переписки, у Булгакова тогда возникла "мысль о рассмотрении трудных мест Игоревен поэмы сквозь призму других славянских языков" (имелось в виду привлечь для перевода памятника кого- либо из сербскохорватской и словенской среды)72 . Нельзя лишь согласиться с Ф. Я. Приймой, что "русского славяноведения в ту пору еще не существовало". Как раз наоборот, и рост общественного интереса к славянской теме, и степень профессиональной эрудиции первых публикаторов памятника объективно создавали все возможности для трактовки "Слова о полку Игореве" в славистическом контексте. И если этого не произошло, то причину надо искать не в отсутствии у издателей интереса к славянской теме (а тем более не в незнании ее), а в том, что они просто не смогли понять и до конца ощутить смысл и особенности "Слова о полку Игореве" как памятника общеславянского культурного значения. Не понял этого и Шишков, хотя был несравненно лучше осведомлен в области отечественных и зарубежных славянских изучений. Это обстоятельство, между прочим, является еще одним и к тому же весьма существенным аргументом в пользу древности "Слова".

Примечательно, что Добровский (которого можно считать одним из "самовидцев" рукописи), ознакомившись с текстом издания 1800 г. и комментариями Шишкова, в 1810 г. писал: "Русские совершенно не поняли некоторых мест"73 . Он полагал, что большую помощь комментаторам оказал бы "Словарь польского языка" С. Линде. Здесь примечательно совпадение мнений русского переводчика конца XVIII в. и чешского ученого о целесообразности использования польского языка в прочтении "Слова", которое Добровский считал замечательным памятником древнеславянской литературы. Так, рассуждая в 1812 г. о богатстве средневековой польской, чешской и русской культуры, он подчеркивал, что если бы у русских "не было бы ничего, кроме летописей, от Нестора до 1630 г., то и тогда они имели бы уже многое. К этому еще прибавляется Игорь, стихотворение, которому ничего не может быть противопоставлено"74 . Чешского ученого, таким образом, можно считать одним из первых исследователей "Слова", не только правильно оценив-

70 Дмитриев Л. А. История первого издания "Слова о полку Игореве", с. 335.

71 Там же, с. 283.

72 Прийма Ф. Я. "Слово о полку Игореве" в русском историко- литературном процессе, с. 43.

73 Переписка Добровского и Копитара в повременном порядке, с. 74, 117.

74 Там же, с. 647.

стр. 47

шим место памятника в истории древнерусской литературы, но и поставившим его в круг славистического рассмотрения. Позиция Добровского во многом близка подходу к "Слову" Ермолаева и Востокова, а также А. Н. Радищева75 .

Одним из подтверждений сказанному могут служить "Песни, петые на состязаниях в честь древним славянским божествам", созданные Радищевым в 1800 - 1802 годах. В связи с этим достаточно хорошо известным фактом76 отметим обстоятельство, не получившее необходимой акцентировки. "Песни" предварялись эпиграфом из "Слова о полку Игореве" - фразой, посвященной Бояну: "Тогда пущает он 10 соколов на стадо лебедей, которой дотечаше, та преди песнь пояше". Это не перевод, но и не буквальное воспроизведение соответствующего места издания 1800 г., на которое Радищев ссылается. Перед нами новая редакция, в которой уточнены слова подлинника, казавшиеся Радищеву архаическими ("пущает" вместо "пущашеть") или неверно переданными ("песнь" вместо "песь"). Иначе говоря, это единственный известный нам пример работы русского просветителя-революционера над текстом памятника.

"Слово о полку Игореве" многогранно. И потому постоянные поиски новых путей его познания, уточнение традиционных представлений и выявление по крупицам ранее неизвестных данных о судьбе рукописи и о круге лиц, которым посчастливилось ее лично видеть между 1788 и 1812 г., - все это очень важно для дальнейшего изучения этого памятника. Его комплексное историко- культурное рассмотрение в связи с формировавшимся на рубеже XVIII-XIX вв. славяноведением вводит в поле зрения данные, которые свидетельствуют об интересе к "Слову" не только русской науки и общественной мысли того времени, но и зарубежных современников его второго рождения. Это расширяет горизонты изучения истории рукописи в сочетании с ее текстологическим и археографическим анализом и открывает перед исследователями дополнительные эвристические возможности.

75 Макогоненко Г. П. Радищев и его время. М. 1956, с. 569.

76 Радищев А. Н. Полн. собр. соч. Т. I. М. -Л. 1938, с. 54.

Опубликовано 14 марта 2018 года





Полная версия публикации №1521026444

© Literary.RU

Главная "СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ" И СЛАВЯНСКИЕ ИЗУЧЕНИЯ КОНЦА XVIII - НАЧАЛА XIX в.

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LITERARY.RU обязательна!



Проект для детей старше 12 лет International Library Network Реклама на сайте библиотеки