LITERARY.RU → ФРАНЦУЗСКИЙ "KOLOKOL" А. И. ГЕРЦЕНА И Н. П. ОГАРЕВА → Версия для печати

Готовая ссылка для списка литературы

Е. Л. РУДНИЦКАЯ, ФРАНЦУЗСКИЙ "KOLOKOL" А. И. ГЕРЦЕНА И Н. П. ОГАРЕВА // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 21 февраля 2018. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1519231596&archive= (дата обращения: 19.04.2024).

По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):

публикация №1519231596, версия для печати

ФРАНЦУЗСКИЙ "KOLOKOL" А. И. ГЕРЦЕНА И Н. П. ОГАРЕВА

Дата публикации: 21 февраля 2018
Автор: Е. Л. РУДНИЦКАЯ →
Публикатор: Администратор
Источник: (c) http://literary.ru →
Номер публикации: №1519231596 / Жалобы? Ошибка? Выделите проблемный текст и нажмите CTRL+ENTER!

Газета А. И. Герцена и Н. П. Огарева "Колокол" - одно из значительнейших явлений русской общественной жизни середины XIX в. Оценивая ее роль, В. И. Ленин в 1912 г. писал: "Герцен первый поднял великое знамя борьбы путем обращения к массам с вольным русским словом" 1 . Первая русская революционная газета формировала общественное сознание. "Распространение по всей России "Колокола"2 В. И. Ленин отнес к явлениям, свидетельствовавшим о наличии в стране революционного кризиса. На страницах "Колокола" широко и ярко был запечатлен перелом, который переживала в тот период Россия и объективный смысл которого заключался в смене одной общественно-экономической формации (феодально- крепостнической) другой (капиталистической).

Для изучения характера этого исторического сдвига и условий, в которых он осуществлялся, требовалось расширение круга традиционных источников. В связи с этим важное значение приобретало включение в сферу активного исследовательского внимания продукции Вольной русской типографии и "Колокола" прежде всего. Именно с него и начала свою целенаправленную работу по воспроизведению и изучению памятников русского революционного движения проблемная Группа революционной ситуации в России в середине XIX в., возглавленная акад. М. В. Нечкиной. Эти уникальные источники давно стали библиографической редкостью. Возникла необходимость переиздания произведений Вольной русской типографии; факсимильный способ обеспечивал их наиболее оперативное и, главное, адекватное воспроизведение3 .

Непосредственным продолжением уже осуществленной проблемной Группой работы по переизданию "Колокола" явилась подготовка и выход в свет французского "Kolokola"4 . Он продолжил и завершил прежний "Колокол" на новом историческом этапе, в условиях пореформенной России, при радикально изменившихся социальных и политических условиях. Без обращения к финальному этапу "Колокола" представле-

1 Ленин В. И. ПСС. Т. 21, с. 262.

2 Там же. Т. 5, с. 29

3 Колокол. Газета А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Вып. I - X. М. 1962 - 1964; Колокол. Вып. XI. Указатели. М. 1962; Колокол. Предметный указатель к I - X выпускам. М. 1964; "Полярная звезда". Журнал А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Кн. I - VIII. М. 1966 - 1968; "Полярная звезда". Кн. IX. Комментарии и указатели. М. 1968; Исторический сборник Вольной русской типографии в Лондоне А. И. Герцена и Н. П. Огарева, кн. I - II. М. 1971; кн. III. Комментарии и указатели. М. 1971: Голоса из России. Сборники А. И. Герцена и Н. П. Огарева, кн. I - IX, вып. I - III. М. 1974 - 1976; кн. X, вып. IV. Комментарии и указатели. М. 1975.

4 Колокол (Kolokol). Газета А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Женева. 1868 - 1869. Переводы, комментарии, указатели. М. 1978; Колокол. (Kolokol). Газета А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Женева. 1868 - 1869. Факсимильное издание. М. 1979.

стр. 16

ние об истории и содержании пропаганды, осуществленной Герценом и Огаревым, было бы неполным.

В виде единого целого "Kolokol" до последнего времени не исследовался5 . Его факсимильное переиздание, сопровожденное отдельным томом, который включает наряду с переводами и указателями идейно-тематический, реальный и текстологический комментарий, может рассматриваться как начало его систематического изучения. В предлагаемой статье ставится задача на основании материалов "Kolokol" проследить идейную эволюцию герценовской пропаганды, ее историческую устремленность. Освещение этого вопроса является частью исследовательской проблемы: идейное взаимоотношение русского революционно-демократического движения с западной демократией.

После выхода 1 июля 1867 г. последнего, сдвоенного 244 - 245, номера, а затем 1 августа - "Прибавочного листа к первому десятилетию" старый "Колокол" замолк. К решению о необходимости приостановки его издания Герцен пришел еще весной. "Пользуясь десятилетием "Колокола", мы его приостановим на 6 месяцев", - писал он 11 - 12 мая 1867 г.6 . Причины приостановки первой русской революционной газеты, выходившей на протяжении 10 лет, коренились в неудовлетворенности издателей характером газеты, в изменении общеисторической ситуации, задач и условий политической пропаганды в России. Связь издателей "Колокола" с внутрирусским общественным движением сужалась, что ставило перед ними серьезные проблемы и идейно- политического и организационно-практического характера. Идейный кризис "Колокола" все острее осознавался Герценом и Огаревым.

Запросы нового революционного поколения требовали разработки теории, перемещения центра тяжести газеты на освещение теоретических проблем. Это со всей определенностью прозвучало еще на женевском съезде русской революционной эмиграции в 1864 году. Эта же идея пронизывала дошедший до нас проект программы преобразования "Колокола", созданный в революционных кругах, скорее всего в то же время. Отправным пунктом при мотивировке предлагавшейся программы был вопрос о том, как соотносится жизнь современной Европы с теориями социализма, как соотносится с ними русская действительность7 . Придавая большое значение разработке проблем социализма и фактам европейской социально-политической действительности, авторы программы считали в то же время необходимым учитывать те возможности, которые заложены в специфических условиях русского народного быта. При такой постановке вопроса акцент делался не на противопоставлении "русского социализма" "социализму теоретическому" (что было характерно для Огарева), а на целесообразности их корректирования. Данный подход несомненно ближе позиции Чернышевского, в нем очевидно стремление перекинуть мост, пойти по пути разработки теории социализма, учитывая и европейские и своеобычные русские общественные формы.

5 В известной мере этот серьезный историографический пробел восполняется комментариями к XX т. собр. соч. А. И. Герцена в 30 тт., включающему его произведения 1868 - 1869 гг. К этому следует присоединить публикации и сообщения, относящиеся к материалам французского "Kolokol" и его "Прибавлений", помещенные в т. 63 "Литературного наследства" (М. 1963); Леонидов Л. Л. Автор "Non possumus" - Герцену; его же. Из архива "Русского прибавления" к французскому "Колоколу"; Дмитриев С. С. Письмо "Русского либерала" и некоторые другие материалы; см. также: Рудницкая Е. Л. Огарев и французский "Kolokol". В кн.: Проблемы истории общественной мысли и историографии. М. 1976; Эймонтова Р. Г. Неизвестный корреспондент "Колокола". Там же.

6 Герцен А. И. Собр. соч., Т. XXIX, кн. 1. М. 1963. с. 93.

7 Рудницкая Е. Л. Программа преобразования "Колокола". Литературное наследство. Т. 63. М. 1956. с. 240 - 242.

стр. 17

Огарев разделял мнение молодых о необходимости дать заграничному органу преимущественно теоретическое направление. Заметка в одной из его записных книжек раскрывает связь между решением судьбы "Колокола" и кризисом политической программы пропаганды Герцена и Огарева. "Риск так приблизиться к Кавелину, что и не отличишь"8 , утратить всякое влияние на новое революционное поколение ввиду отсутствия четкой политической позиции становился все ощутимее.

Когда издатели "Колокола" объявили в последнем номере: "Следующий лист выйдет 1 января 1868 г., им мы начнем второе десятилетие", - они тогда еще не приняли окончательного решения9 . Герцен был погружен в раздумья, сосредоточенно искал оптимальную форму для продолжения пропаганды в новых политических условиях, наиболее действенный для нее путь. Социалистическая направленность "Колокола" как основа программных установок, заявленная в передовой его последнего номера, оставалась исходной и для вынашивавшегося в то время Герценом замысла издания сборника новых и старых статей своих и Огарева под заглавием "Encore une fois le vieux monde et la Russie" ("Еще раз старый мир и Россия"). Признавая ведущим направлением пропаганды разработку теории социализма, Герцен выделял стержневую идею в своем подходе к проблеме: идею соотношения мира западноевропейского и мира русского. Сам принцип такого подхода не противоречил постановке вопроса о задаче теоретического органа и его программе, которая выдвигалась оппонентами издателей "Колокола". Все дело сводилось к тому, как трактовать это соотношение.

Раздумья, которыми жил Герцен в те самые месяцы, когда решалась судьба "Колокола", запечатлены в главах восьмой части "Былое и думы". Кроме появившихся в 1865 - 1867 гг. в "Колоколе" отрывков из гл. I ("Без связи"), восьмая часть полностью впервые была опубликована в "Полярной звезде" за 1869 г.10 . В нее входили в основном отдельные, разрозненные главы, написанные в 1867 - 1868 гг. и связанные лишь одной темой - Европа: ее прошлое, настоящее и будущее. Центральные главы восьмой части ("La belle France" и "Venezia la bella") могут рассматриваться как модель, в рамках которой Герценом ставились и решались кардинальные для него мировоззренческие проблемы: об исторической ограниченности национальных движений, о буржуазном демократизме и республиканизме как необходимом, но изжившем себя в Западной Европе этапе политического развития, об иллюзорности ряда идей утопического социализма, об историческом значении пережитых Европой революций.

Итальянское Рисорджементо давало Герцену классический материал для сделанного им вывода об узких пределах национальных движений, оставляющих открытым социальный вопрос, с которого только и начинается проблема будущего человечества. "Идеал итальянского освобождения беден, - писал Герцен. - Итальянская революция была до сих пор боем за независимость... Ее освобождение - только право на существование" 11 . С этой исторической ограниченностью национальных движений Герцен связывает и ограниченность политических форм национально-независимых государств, крайним пределом которых являлось республиканское устройство, представительная система: "Представительная система в ее континентальном развитии действительно всего лучше идет, когда нет ничего ясного в голове, или ничего возможного на деле. Это - великое покамест, которое перетирает углы и край-

8 Огарев Н. П. Избранные социально-политические и философские произведения: Т. II. М. 1956, с. 522.

9 "Колокол", 1867, 1 июля, лл. 244 - 245, с. 1991.

10 Герцен А. И. Собр. соч. Т. XI. М. 1957, с. 728, комментарий.

11 Там же, с. 472 - 473.

стр. 18

ности обеих сторон в муку и выигрывает время. Этим жерновом часть Европы прошла, другая пройдет, и мы, грешные, в том числе"12 . Перед нами одно из первых признаний Герцена об общности исторического пути России и Европы, пролегающего через буржуазно-демократический этап. Политическая бесплодность и неустойчивость, бесперспективность в отношении социальных аспектов развития, которые несет с собой буржуазный парламентаризм, раскрывались Герценом на примере Франции, в непосредственной связи с проблемой исторического содержания Французской буржуазной революции конца XVIII в. и революций XIX века. Он приближается к раскрытию их внутреннего перерождения: "Из революции сделали армию и права человека покропили святой водой". Обращаясь к социальным предпосылкам французских революций, он задается вопросом: не оттого ли они неудовлетворительны, "что масса была покрыта тьмой и революция делалась не для крестьян?"13 .

И хотя Герцен оставляет без ответа поставленные им самим вопросы, он выявляет закономерность бонапартизма, отчетливо просматривает механизм перерождения буржуазной республики в диктатуру, для него очевидна историческая обусловленность наступления новой фазы истории Европы - милитаризма: "Как только немцы убедились, что французский берег понизился, что страшные революционные идеи ее поветшали, что бояться ее нечего, - из-за крепостных стен прирейнских показалась прусская каска"14 . Бисмарк становится центральной фигурой в политической жизни Европы, что знаменует, по мысли Герцена, конец тех идеалов, которыми были ранее воодушевлены народы Европы: "А вы, Маццини, Гарибальди, последние угодники божии, последние могикане, сложите ваши руки, успокойтесь. Теперь вас не нужно. Вы свое сделали. Теперь дайте место безумию, бешенству крови, которыми или Европа себя убьет, или реакция"15 . Этими словами Герцен как бы подводил черту под своими раздумьями о переживаемом Европой моменте развития.

Между тем идейная и политическая направленность задуманного Герценом сборника стимулировалась в значительной степени накалом антирусской пропаганды, которая характеризовала в то время настроение различных общественных кругов в Западной Европе: рост славянского мира в результате освободительной борьбы балканских народов вызывал опасение, что роль России в европейских делах усилится. Взлет национализма и милитаризма определял политический климат западноевропейского континента, где бонапартистская Франция и бисмарковская Пруссия готовы были в любой момент скрестить оружие. В этой угарной атмосфере антирусские выступления окрашивались расистскими идеями, беспардонным отождествлением всего русского с варварством, противопоставлением России европейскому миру, славянскому в том числе. Мотив этот стал расхожим в буржуазно- демократической печати. Идея превентивной войны с Россией питалась развернутой пропагандой. Русский народ отождествлялся с царизмом. Непосредственным ответом на это воинствующее невежество и клевету была работа Герцена "Prolegomena", законченная им в первой редакции в августе 1867 г. и первоначально предназначавшаяся в качестве предисловия для сборника "Еще раз старый мир и Россия". Однако ее судьба оказалась непосредственным образом связанной с изменениями в издательских планах Герцена, с его решением о необходимости продолжить издание "Колокола", но уже с ориентацией прежде всего на западного читателя.

12 Там же, с. 477.

13 Там же, с. 496.

14 Там же, с. 482.

15 Там же, с. 512.

стр. 19

Еще в августе Герцен намеревался издавать и сборник и "Колокол" на французском языке. Однако сборнику он продолжал отводить первостепенное место в своем решении начать борьбу с клеветнической пропагандой против русского народа. Об этом свидетельствует его письмо к председателю учредительного комитета конгресса Лиги мира и свободы, его вице-президенту Ж. Барни (президентом был избран Дж. Гарибальди). Герцен был в числе тех, кто поставил свою подпись на документе, приветствовавшем создание этой пацифистской организации, имевшей цель противопоставить разгулу милитаризма объединенные силы европейской демократии. В июне - августе он получил письма от ее учредителей с приглашением принять участие в созывавшемся в сентябре в Женеве первом конгрессе Лиги. Один из них, французский ученый и революционер А. Наке, обращаясь к Герцену, писал: "Ваше согласие на участие в этом конгрессе было бы нам чрезвычайно полезно, так как Вы представитель не только партии мира, но и партии мира, основанного на свободе, партии, не верящей в возможность мира вне республики, партии, стремящейся к замене войны и угнетения мирным республиканским союзом народов. Так как безусловно не у всех участников конгресса будут такие резко определенные идеи, нам необходимы люди, способные защищать свободу, революцию. Вы один из таких людей, и, больше того, Вы - представитель целой страны. Кроме этого, посредством Вашей газеты Вы сможете заняться активной пропагандой нашего конгресса среди Ваших соотечественников"16 .

Однако Герцен не счел возможным для себя участие в съезде представителей европейской буржуазной демократии. Сообщая Барни о своем решении, Герцен писал: "Есть много причин, которые меня удерживают, я чистосердечно открою вам наиболее важную. То, что я с вами, с конгрессом, вы об этом знаете - моя подпись была одной из первых в списке. Мое пассивное присутствие не много прибавит к этому согласию... но ведь нужно говорить. А что я скажу конгрессу! Наше положение вновь стало очень трудным. Необходимо снова поставить вопрос о России на свое место, прежде чем говорить как русскому о мире и войне, прежде чем принять деятельное участие в какой-либо демонстрации европейской демократии, которая хотя и делает исключение, оказывая честь лично нам, но смотрит с недоверием на то дело, которое мы представляем. Конгресс мира - это не то место, где мы можем обсуждать и отстаивать наше дело. Мы очень серьезно намерены вынести еще раз на рассмотрение этот вопрос в сборнике, который мы хотим издавать по-французски (Огарев и я)"17 .

Письмо это извлечено из "анналов" конгресса. В собрании сочинений Герцена опубликованы лишь его заключительные строки, написанные на обороте рукописи статьи "Личный вопрос", где дается обоснование его отказа принять участие в конгрессе. Письмо представляет, по существу, единое целое со статьей. Оно датировано "3 сентября 1867". И именно в эти первые дни сентября Герцен начинает работать над статьей "Личный вопрос", предназначавшейся уже специально для первого номера "Kolokol". Он начинал ее словами: "Необходимость возобновления ряда изданий, посвященных России, становилась все

16 Цит. по: Анциферов Н. П. Герцен и Женевский конгресс Лиги мира и свободы. - Вестник Академии наук СССР, 1945, N 1 - 2, с. 24.

17 Цит. по: Перкаль М. К. А. И. Герцен и конгресс Лиги мира и свободы в 1867 году. В кн.: А. И. Герцен. Исследования и материалы. Сб. науч. трудов. Л. 1974. Письмо приводится в статье полностью в переводе автора. Как известно, в работе конгресса от России приняли участие Огарев и М. А. Бакунин, избранные его вице-президентами, и Г. Н. Вырубов - в качестве секретаря конгресса. Огарев, тяготившийся своим участием в конгрессе, не принял в нем активного участия, отрицательно оценивал его итоги. "Конгресс все-таки не удался, - писал он Герцену в Ниццу 12 сентября. - Были речи, очень хорошие, но до дела не доходящие... Неопределенность конгресса навеяла на меня скуку" (Литературное наследство. Т. 39 - 40. М. 1941, с. 472).

стр. 20

более и более очевидной, когда одно внешнее событие положило конец всем сомнениям". Это "внешнее событие" - женевский конгресс Лиги мира и свободы, размышления об участии в котором привели Герцена к убеждению о наличии лжи в его отношениях (как представителя революционной России) с западной буржуазной демократией. Герцен отказывал ей в моральном праве третировать русский народ за деспотизм, царящий в России, он критиковал "тщедушные свободы западных учреждений", все более попиравшиеся военно- бюрократическими режимами. Весь ход женевского конгресса Лиги мира и свободы, его итоги еще более утвердили отношение Герцена к западноевропейской буржуазной демократии, ее политическим идеям, ее позиции в русском вопросе. И если в письме к Барни Герцен сообщал о своем намерении "снова поставить русский вопрос, сделав попытку издания сборника", то в том же сентябре в статье "Личный вопрос" он писал: "Вскоре мысль о сборнике показалась нам недостаточной, и мы решили, Огарев и я, издавать "Колокол" на французском языке с русским прибавлением"18 . Таким образом, приняв окончательное решение об издании газеты на французском языке и возложив исключительно на нее задачу, которую он связывал первоначально со специальным сборником, Герцен при этом вносил важное уточнение в понимание ее назначения по сравнению со старым "Колоколом". Если ранее газета, как неоднократно подчеркивали издатели, служила исключительно русскому делу, то теперь русская революционная пропаганда включалась в единое общее дело народов: завоевания свободы и социальной справедливости, независимо от того, шла ли речь о Западной Европе или о России. Задача разработки общественной теории сливалась воедино с раскрытием западному читателю русского социального мира, его исторического прошлого, настоящего и будущего.

Французская, основная часть издания приняла ту самую форму "Revue", на которой настаивал Огарев, призывая Герцена переменить "газетный тон на догматический". Подзаголовок "Kolokol" - "Обозрение социального, политического и литературного развития России" - ясно очерчивал характер издания как преимущественно теоретического. И хотя последовательно перестройка издания проведена не была и в нем сохранялись элементы, характерные для газеты, для старого "Колокола" (передовицы, письма к издателям, ответы на них, корреспонденции, отдел "Смесь"), однако его облик определяли теперь в первую очередь тематические публикации, служившие разработке социально-политической программы и почти целиком осуществлявшиеся самими издателями.

Всесторонний анализ русской жизни в ее различных общественных сферах способствовал решению одной из главных задач, поставленных перед "Kolokol" как глашатаем русской революционной мысли на Западе. Одно из ведущих мест в этом отношении было отведено публикации работы Огарева "Современная Россия и ее развитие", представлявшей из себя переработку его книги Essay sur la situation russe" ("Этюд о положении в России"), вышедшей в 1862 г. в Лондоне. Книга эта в системе пропаганды руководителей Вольной русской прессы имела отчетливую ориентацию на западного читателя. Она не только знакомила западную демократию с современной Россией, но, как представлялось Герцену и Огареву, давала убедительное обоснование социалистического будущего России, обусловленного общинным строем русского крестьянского землевладения и управления. Тем самым она должна была способствовать пониманию места и значения не императорской, а народной Руси в общеевропейском историческом процессе. Поэтому, когда Герцен пришел к окончательному решению об издании "Колоко-

18 Герцен А. И. Собр. соч. Т. XX, кн 1. М. 1960, с. 20 - 21.

стр. 21

ла" на французском языке, он счел сочинение Огарева одной из ведущих публикаций, определяющей содержание и лицо газеты19 . Та современная Россия, которая представала со страниц "Kolokol" перед западным читателем в статьях Огарева, была Россией еще не развернувшихся, но неудержимо растущих демократических возможностей. И в какие бы иллюзорно-социалистические одеяния Огарев их ни облекал, необходимость радикального решения задач социально-экономической жизни России (к которой он подводил читателя) делала очевидной неотвратимость народной революции.

В то время, как французский "Kolokol" как бы закрепил неизменность социалистических воззрений Огарева в их окончательно сложившейся форме "русского социализма" (что позволяет говорить о нем как о последовательном идеологе народничества), Герцен не оставался на прежних позициях; он шел дальше. Статья "Prolegomena", помещенная в N 1 "Kolokol" одновременно с начавшейся здесь публикацией работы Огарева "Современная Россия и ее развитие", содержала историко-теоретическое изложение Герценом основ "русского социализма". Она как бы органически дополняла исторический очерк Огарева. Однако, прокламируя неизменность своих воззрений на роль общинного землевладения и самоуправления для социального будущего России (о чем так подробно говорилось в очерках Огарева), Герцен расширял и переосмысливал старую схему. И, кроме того, он вышел в своей статье далеко за рамки одной этой проблемы.

"Статья-преддверие" ставила кардинальные мировоззренческие вопросы, над которыми так сосредоточенно работала мысль Герцена в эти годы. "Prolegomena" непосредственно продолжала и развивала идеи, высказанные Герценом в статье "Порядок торжествует!". Это относится прежде всего к вопросу о "наведении мостов" между городом и деревней, связанному с тем подразделением социалистической мысли в России на два направления, о котором речь шла в статье "Порядок торжествует!". Если там Герцен, давая определение "русскому социализму" (тому, который развивал и он и Огарев), ставит рядом "теории чисто западного социализма", развиваемые с "огромным талантом и пониманием" Чернышевским, то теперь это "раздвоение" снимается, перекрывается идеей соединения "нигилизма" - "этой мысли, не имеющей другой узды, кроме логики", - и свободной общины. "Реалистическое меньшинство, - разъясняет Герцен, - встречается с народом на почве социальных и аграрных вопросов. Мост, таким образом, уже наведен"20 . И если в статье "Порядок торжествует!" "устройство мастерских", "совокупный труд" рассматривались Герценом как "начала практического приложения и исполнения идеалов Чернышевского, то теперь, говоря об "организации воскресных школ и ассоциаций работников и работниц", он расценивает их как "мостки между городом и деревней, между двумя ступенями развития"21 . Идя далее по пути "наведения мостов", соединения аграрного социализма с рабочим вопросом, Герцен указывает на "артель, подвижную общину, работничью ассоциацию".

В этих двух работах отчетливо прослеживается и перестановка акцентов в подходе к вопросу о парламентских формах. Если в "Порядок торжествует!" они полностью перечеркиваются и по отношению к России их упоминание связано только с противопоставлением социалистических идеалов Чернышевского "тощей палате, в которой бы Собакевичи и Ноздревы разыгрывали "дворян в мещанстве" и "помещиков в

19 См. подробнее об этом: Рудницкая Е. Л. Огарев и французский "Kolokol", с. 168 - 169.

20 Герцен А. И. Собр. соч. Т. XX, кн. 1, с. 71.

21 Там же, с. 75 - 76.

стр. 22

оппозиции", то позже (в главах "Былое и думы", относящихся к 1867 - 1868 гг.) Герцен пишет о парламентаризме как исторически закономерном этапе, который пройдет и Россия. С наибольшей полнотой данный подход раскрыт именно в "Prolegomena", где Герцен, говоря о жизненной необходимости созыва в России "представительства без различия классов", утверждал: "Каково бы не было первое Учредительное собрание, первый парламент - мы получим свободу слова, обсуждения и законную почву под ногами. С этими данными мы можем двигаться вперед"22 .

Меняются оттенки и в общей оценке Герценом состояния социального вопроса в Европе, его подходе к коренному для него мировоззренческому вопросу: соотношение исторических судеб России и стран Западной Европы, соотношение "русского" и "европейского" социализма. Русские "начала" не противопоставляются более европейским "концам", предпосылки социалистического будущего России, ее путь предстает теперь как один из частных случаев в движении человечества к социализму. "Мы не говорим, - разъяснял Герцен западному читателю, - что наше отношение к земле является разрешением социального вопроса, однако мы убеждены, что это одно из решений. Социальные идеи, в своем воплощении, будут обладать многообразием форм и применений"23 .

В "Prolegomena" Герцен как бы закрепил в четких историко-философских формулах те наблюдения и мысли, которые в свободной художественной форме были высказаны им в восьмой части "Былого и дум" как результат непосредственных впечатлений, вызванных событиями текущей европейской жизни. Произнося приговор буржуазному государству, Герцен в то же время делал упор на историческую изжитость именно этой формы и основы государственности, воплощающей в себе "эксфеодальное, буржуазное и военное государство- компромисс, колеблющийся между двумя крайностями- малонадежной диагонали между свободой и самовластьем, социального и политического эклектизма, нейтрализующего всякую инициативу"24 . Он не смотрит больше с безнадежностью на будущее современной буржуазной цивилизации, не отказывает ей в возможности обновления. Рационалистически обосновывая неизбежность падения современного государства, формы и основы организации которого "не отвечают более требованиям рационального государства, сформулированным наукой и сознанием деятельного и' развитого меньшинства", Герцен не обусловливает, не связывает начало движения к новой общественной организации с каким-то определенным народом. Его подход приобретает широту, момент исключительности снимается. Он обусловливает социалистическое будущее только одной необходимостью - революцией (хотя и делает оговорки относительно "латинско-германских народов", но не вычленяет их). Вот та окончательная формула, которой Герцен определил свое понимание философии истории, свое понимание судеб современной цивилизации: "У природы и истории - все званые гости, однако невозможно вступить в новый мир, неся, подобно Атласу, на своих плечах мир старый. Надобно умереть "в старом Адаме", чтобы воскреснуть в новом, - т. е. надобно пройти через подлинно радикальную революцию" 25 .

Революция и социализм как неразрывное целое, как средство и цель движения человечества по пути социального прогресса - с этой программной установкой начал свою жизнь французский "Kolokol", орган революционной России, обращенный к западному читателю. Уже в N 2 газеты Герцен выступает со статьей, в которой идейно-политиче-

22 Там же, с. 79.

23 Там же, с. 65.

24 Там же, с. 57.

25 Там же, с. 57 - 58.

стр. 23

ская платформа издателей получила практическое преломление. Это был открывавший номер "Ответ на призыв к русским Польского республиканского центра". Свою программу радикальная организация польской эмиграции, выступавшая под именем Польского отдела Всемирного республиканского союза, изложила в опубликованном в сентябре 1867 г. послании "К братьям полякам". Программа развивала идею соединения всех демократических сил Европы в борьбе за демократию, союза польского народа с народами других стран под лозунгом "За нашу и вашу свободу!". Призыв к русским содержал приглашение "образовать Русский отдел в составе Европейского республиканского союза"26 . "Kolokol" отвел это приглашение, отказался поднять знамя республиканского движения. "Ответ" четко разграничивал отношение издателей к республиканской свободе, к принципу демократического равенства, которые расцениваются ими как необходимая предпосылка общественного развития, от реального буржуазного республиканизма, от "республики, не ведущей к социализму". "Ответ" Герцена преследовал цель открытого идейного размежевания с буржуазным лагерем. Огарев полностью солидаризировался с этим.

С удовлетворением Герцен сообщал о первой реакции на вышедший номер: "Статья моя сильно ударила в цель [ответ полякам]"27 . Все экземпляры N 2 "Kolokol" разошлись на второй же день. Однако подлинным показателем действенности нового издания Герцен считал реакцию на него печати, открытый обмен мнениями. Поэтому, получив письмо от Ж. Мишле, в котором французский историк, познакомившись с новым изданием, высказывал свои критические суждения по поводу "Ответа на призыв к русским", Герцен тотчас написал ему "длинный ответ", сопроводив его просьбой поместить их переписку в "Kolokol". Однако, хотя Мишле откликнулся на письмо Герцена, переписка не стала достоянием общественности.

"Я ржавею без полемики, нет ничего скучнее, чем монолог", - писал Герцен дочери в дни переписки с Мишле. В N 3 "Kolokol" передовой статьей, озаглавленной "За войну ли мы?", он сразу же откликнулся на выступление в международной женевской газете "Les Etats - Unis de l'Europe" публициста Г. Фогта, немецкого эмигранта (младшего брата давнего друга Герцена, знаменитого естествоиспытателя К. Фогта). В сочувственном отклике Г. Фогта на начало издания французского "Kolokol" Герцен уловил мотивы, перепевавшие антирусские выступления буржуазной печати, которая перекладывала ответственность за политику царизма, за всю ее внешнеполитическую линию на русский народ. Герцен опровергал высказанные Фогтом сомнения в стремлении русского народа к миру, настойчиво разъяснял западному читателю, сколь ошибочно рассматривать как единое целое царское правительство и задавленные им крестьянские массы. Эта же полемическая линия продолжалась в N 5 "Kolokol", где были помещены две герценовские статьи (передовая - "Путаница" и "Русский коммунизм"), составляющие, по существу, одно идейно-тематическое целое со статьей "За войну ли мы?". Это был прямой ответ на выступление французской газеты "Le Temps", разделявшей выпады западной публицистики против "панславистской пропаганды" и опасности "русского коммунизма", несущего якобы военную угрозу западнославянским народам.

Статья Герцена "Путаница" показывала западной демократии разницу между общинным, "русским социализмом" и идеологами императорской России. Стремясь не прервать нить полемики, Герцен писал в начале статьи "Русский коммунизм": "По поводу "Путаницы" и коммунизма мы, как нам кажется, поступаем правильно, предавая гласно-

26 Избранные произведения польских мыслителей. Т. III. М. 1958, с. 845 - 851.

27 Герцен А. И. Собр. соч. Т. XXIX, с. 261.

стр. 24

сти письмо, с которым несколько месяцев тому назад обратились к одному нашему молодому немецкому другу"28 . Помещенный вслед за этим текст письма скорее всего был обращен к Г. Фогту29 . Вновь и вновь разъяснял Герцен своему адресату (уже 10 лет обращавшемуся к нему "с теми же вопросами, с теми же возражениями") и европейской демократии, на чем основана его уверенность в том, что у русского народа имеется возможность решить социальный вопрос, не повторяя исторического пути Запада. Не оставил Герцен без ответа и статью Ш. Мазада, французского писателя и публициста, выступления которого о России он назвал в "Prolegomena" "блестящими и превосходными картинами". Его статья "Des annees de l'histoire interieure de la Russie. 1866 - 1867", опубликованная 1 апреля 1868 г. в "Revue des Deux Mondes", была подвергнута в "Kolokol" критике, поскольку несла западному читателю искаженную информацию о реформе 1861 г., содержала оценки, которые Герцен квалифицировал как мнения людей, "враждебных русскому движению, и в особенности мнения крепостников"30 .

"Kolokol" последовательно утверждал в своих выступлениях нераздельность проблемы национально-освободительных движений и международной солидарности народов. Одной из ярких публикаций такого рода было помещенное в N 12 газеты от 15 сентября 1868 г. письмо Дж. Мадзини к полякам, предваряемое статьей Герцена31 . Письмо Мадзини отражало глубокую озабоченность выдающегося деятеля итальянского национально- освободительного движения судьбами народов Балканского полуострова, перспективами их борьбы за свержение османского ига. Историзм Герцена в подходе к национальным движениям, и в частности его оценка деятельности Мадзини как представителя республиканской и национальной идеи, выявился в позиции, которую занял "Kolokol" по отношению к освободительному движению славянских народов. Разъясняя ее в статье, предваряющей письмо, Герцен прежде всего решительно отмежевывался от панславизма: "Мы никогда не были ни националистами, ни панславистами. Ничто так не отклоняет революцию от ее великих путей, как мания классификаций и зоологических расовых предпочтений"32 . Но если, оценивая в целом национальные движения, проходившие под знаменем буржуазно-республиканских идей, Герцен считал, что они уже сказали свое слово в истории и поэтому, в частности, ответил отказом на приглашение Польского республиканского центра вступить в мадзинистский Всеобщий республиканский союз, то в вопросе о борьбе балканских народов за свое национальное освобождение он был солидарен с Мадзини.

Судьбы славянских народов, по мнению Герцена, полностью обусловливались спецификой их социальной организации. Национальное

28 Там же. Т. XX, кн. 1, с. 127.

29 Там же. Кн. 2, М. 1960, комментарий, с. 758 - 759.

30 Там же, кн. 1, с. 310.

31 В "KoloKol" была осуществлена первая публикация письма Мадзини на русском языке. В оригинале письмо было написано на французском языке и отправлено Мадзини из Лондона в Париж 2 июля 1868 г. руководителю Польского республиканского очага Л. Булевскому. В польском переводе оно вышло отдельной брошюрой, в переводе на итальянский язык было помещено в миланской газете "Unite italiana", 22 августа 1868 г. (см. Колокол (Kolokol). Газета А. И. Герцена и Н. П. Огарева, с. 150 - 151).

32 Герцен А. И. Собр. соч. Т. XX, кн. 1, с. 91. В панславизме обвинял Герцена, в частности, С. -Л. Боркгейм, опубликовавший в феврале 1868 г. в издававшейся В. Либкнехтом газете "Demokratisches Wochenblatt" статью "Русские политические изгнанники в Западной Европе", в которой он характеризовал Герцена как панслависта, приверженца официальной России (Чернышевский в немецкой рабочей печати. Статья и публикация В. Дюзеля. В кн.: Литературное наследство. Т. 67. М. 1959, с. 165).

стр. 25

освобождение славян от османского ига он рассматривал в неразрывной связи с социальным обновлением, заложенным, как он считал, в строе сельской жизни славянских народов. Поэтому Герцен особо выделяет высказанную Мадзини мысль о двух новых элементах, двух новых явлениях, возникших в современном мире. "Это, во-первых, - писал Мадзини, - народ, класс трудящихся, рабочих. Это, во-вторых, славянская семья, требующая себе права гражданства в объединении европейских народов"33 . Рекомендуя письмо Мадзини читателям, Герцен отталкивался именно от данного положения, обращая особое внимание "на великую мысль о двух наследниках, выступающих вперед, чтобы потребовать свою долю исторической деятельности"34 .

Со славянской проблемой, с подходом к ней связан один из этапов идейного размежевания издателей "Kolokol" с Бакуниным, нашедший отражение на страницах газеты. Начало возникшей между ними полемики по данной проблеме относится к женевскому конгрессу Лиги мира и свободы. Огарев как участник конгресса, его вице-президент от России свое возможное выступление на его заседаниях обусловливал тем, какую позицию займет Бакунин в вопросе о превентивной войне западных держав против России (этот вопрос муссировался тогда в буржуазной печати). Огарев опасался выступлений Бакунина, направленных против поддержки Россией национально- освободительного движения на Балканах, и в таком случае собирался спорить с ним "до разрыва"35 . Ответ Огарева на открытое письмо Бакунина Герцену (над которым Бакунин работал по приезде в Женеву для участия в конгрессе) выявляет суть расхождений между ними. Знакомясь с текстом письма по мере его создания, Огарев, в свою очередь, писал на него ответ. Он решительно опровергал выдвигавшиеся против Герцена обвинения в панславизме, который Бакунин усматривал в отношении издателя "Колокола" к роли России в освободительном движении славянских народов.

Огарев показывает отсутствие исторического реализма в той нетерпимости и прямолинейности, с какой Бакунин отрицал наличие объективного позитивного начала в помощи, оказываемой Россией славянам в борьбе против османского порабощения. "Ты не можешь не видеть, - убеждал он Бакунина, - что рано или поздно Россия и только Россия (ибо другого никого нет) придет на помощь освобождения славян. Это стремление - историческое тяготение, от которого так же невозможно уйти, как от земного тяготения. Вот почему я и спрашиваю, - продолжал он, обосновывая правомерность позиции Герцена, - имеем ли мы право вмешиваться в эти дела, если существуют некоторые разъединяющие нас убеждения, и служить так или иначе элементам, препятствующим ходу вещей. Или мы должны все предоставить естественному течению с тем, чтобы высказаться позднее?" Придерживаясь последнего пути, Огарев как идеолог русской крестьянской демократии видел дальнюю перспективу движения славянских народов в общекрестьянской революции. При этом он считал необоснованным предположение о том, что Франция или Польша могли бы сыграть революционизирующую роль на Балканах. "Из великого столкновения, - писал Огарев, - должна разгореться крестьянская революция (другой не существует) во всех ее формах, и что поделаешь, если элементы ее могут быть порождены одним лишь славянским Востоком?"36 . Как выясняется из более поздних издательских замыслов Огарева, высказанная здесь идея о роли "славянского Востока" в судьбах славянства в целом должна

33 Колокол (Kolokol). Газета А. И. Герцена и Н. П. Огарева, с. 92.

34 Там же, с. 91.

35 Письма Н. П. Огарева к А. И. Герцену. В кн.: Литературное наследство. Т. 39 - 40, с. 464.

36 Огарев - М. А. Бакунину. В кн.: Литературное наследство. Т. 63, с. 157.

стр. 26

была определять направление планируемого им нового печатного органа с тем же названием.

Хотя полемики Огарева с Бакуниным на Женевском конгрессе не произошло (последний не касался славянской проблемы в своем выступлении), однако конгресс стал еще одной вехой на пути их идейного размежевания. Речь Бакунина, которую Огарев в письме Герцену охарактеризовал как речь "о разрушении государства", произвела на последнего неблагоприятное впечатление (с содержанием ее Герцен мог ознакомиться только по краткому газетному изложению). Главная идея этой речи уже давно стала предметом дискуссии между ними. Дальнейшая деятельность Бакунина на международной арене, его участие в следующем конгрессе Лиги мира и свободы способствовали углублению необратимого процесса поляризации идейных позиций Герцена и Бакунина.

Материалы второго конгресса Лиги мира и свободы, состоявшегося 22 - 26 сентября 1868 г. в Берне, определили в значительной мере содержание двух последних номеров "Kolokol" - N 13 от 15 октября и сдвоенного N 14 - 15 от 1 декабря 1868 г. Редакцию газеты в работе этого международного форума интересовала прежде всего позиция русских и польских участников, но главным для нее было определение собственного отношения, своей оценки конгресса в целом. Когда Герцен писал статью "Русские на Бернском конгрессе", открывшую N 13 "Kolokol", он уже располагал материалами конгресса, в том числе текстом первого выступления на нем Бакунина, по их публикациям в стенографических бюллетенях37 . Заявив о том, что отношение к буржуазному пацифизму явилось причиной его отказа принять участие в работе конгресса, Герцен счел необходимым выразить в "Kolokol" солидарность с позицией, занятой на конгрессе русскими и польскими делегатами, с требованием "равенства не только политического, но и экономического и социального", которое было противопоставлено программе буржуазного политического радикализма, на почве которого стояло большинство членов конгресса. Обоснованию именно этого требования была посвящена первая речь на конгрессе Бакунина.

Для Герцена, видевшего основную цель русской революционной пропаганды на данном этапе в том, чтобы показать западному миру протестующую Россию, не имеющую ничего общего с Россией официальной, был важен сам факт подобных выступлений русских представителей с общеевропейской трибуны. По существу же развиваемых Бакуниным идей его оценка была острокритической. В самой общей форме он высказал ее в письме к Огареву, где упоминал о намерении откликнуться на конгресс в "Kolokol"38 . Герцен, конечно, не мог знать о скрытых мотивах поведения Бакунина на конгрессе, о его замыслах использовать Лигу мира и свободы как орудие для подчинения Международного Товарищества Рабочих. Убедившись в безнадежности своего плана, Бакунин, являвшийся членом распорядительного комитета Лиги и участвовавший в выработке программы Бернского конгресса, идет на разрыв с ней. "Kolokol" поместил документ, который зафиксировал этот

37 Первоначально в N 13 "Kolokol" предполагалось поместить первую речь Бакунина, используя публикации бюллетеней конгресса. Однако Бакунин, недовольный стенографической записью своего выступления, предложил написать для "Kolokol" новый вариант, ввиду чего она была опубликована (так же, как некоторые другие его речи) в N 14 - 15; см. об этом, а также текстологический комментарий к публикациям речей Бакунина: Колокол (Kolokol). Газета А. И. Герцена и Н. П. Огарева, с. 158.

38 28 сентября 1868 г. Герцен писал Огареву из Виши: "Бакунин и Выруб[ов] хотя и вздор пороли и пису (т. е. конгрессу Лиги мира и свободы. - Е. Р.) помешали - но я очень доволен, что русский голос явился там. Я может об этом напишу несколько строк в leading article "Колок[ола]" (Герцен А. И. Собр. соч. Т. XXIX, кн. 2, с. 451).

стр. 27

акт: "Коллективный протест отколовшихся членов конгресса" и речь Бакунина в его обоснование.

В том же, последнем номере была напечатана речь на конгрессе польского делегата В. Мрочковского, с ответом которому выступил Бакунин. Ответная речь Бакунина в своей фактической части, при характеристике состояния революционных сил в России, была под стать его выступлению на банкете в Стокгольме в 1863 г., в котором он сообщил фантастические сведения о численности "Земли и воли" и ее возможностях. Оно вызвало возмущение Герцена и Огарева и способствовало их отходу от Бакунина. По своим идейно- политическим установкам ответная речь Бакунина на выступление Мрочковского содержала провозглашение принципов анархизма в их приложении к русскому освободительному движению. Именно данным обстоятельством, усугублявшим неприятие Герценом анархистской доктрины Бакунина, был вызван отказ от публикации данной речи последнего на страницах "Kolokol"39 . И хотя Герцен считал своим долгом брать Бакунина под защиту перед лицом буржуазной Европы40 , в нем неуклонно крепло решение начать с ним открытую полемику41 . Герцен не считал более возможным даже ради тактических соображений предоставлять Бакунину печатную трибуну. "Ирония", которую у него вызывает "ложь его речей и vague (расплывчатость. - Е. Р.) его программы"42 , была тем психологическим фоном, который определил замысел "Писем к старому товарищу". Путь к ним четко прочерчен во французском "Kolokol".

В статье, предварявшей письмо Мадзини, Герцен отмечал, что еще "лет двадцать назад" он "указывал вдали на старую officina gentium (мастерская народов. - Прим. ред.), спокойную, безмолвную и таящую в своих недрах, под нечеловеческим гнетом, стремления, чрезвычайно близкие сердцам отщепенцев латино-германской цивилизации"43 . Действительно, это была та идея, которая вывела Герцена из его духовного кризиса, порожденного исходом европейских революций 1848 - 1849 гг. Однако в те времена скепсис по отношению к Западу определял сосредоточенность Герцена именно на второй части этой формулы: идеи русского социализма окрашивались подчас мессианским оттенком. С тех пор социальная философия Герцена обрела новые рубежи. Она шла в направлении к материалистическому пониманию движущих сил социального обновления. К позитивному решению проблемы прогрессивного социального развития западной цивилизации, ее перспектив он подходит теперь как к исторической реальности. В развертывающемся

39 Бакунин и сям понимал неприемлемость для издателей "Kolokol" своего выступления. 8 ноября 1868 г. он писал Огареву: "Посылаю тебе речь Мрочковского и мою ответную речь насчет русских и польских дел. В прошедшее воскресенье ты мне изъявил желание напечатать и ту и другую в следующем номере "Kolokol". Может быть, теперь изменишь намерение, что меня не удивит нисколько, потому что обе речи, и особенно моя, во многом противоречат с вашим воззрением, если не на общую цель, то по крайней мере на пути, к ней ведущие" (Письма М. А. Бакунина к А. И. Герцену и Н. П. Огареву. СПб. 1906, с. 323). За исключением ответа В. Мрочковскому в N 13 - 14 "Kolokol" были помещены все остальные выступления Бакунина на Бернском конгрессе Лиги мира и свободы: две речи на втором заседании, речи на третьем заседании и его выступление на последнем, пятом заседании вслед за обнародованием "Коллективного протеста отколовшихся членов конгресса".

40 Этой цели служили помещенные в N 9 от 15 июня 1868 г. публикация под заглавием "La Democratic" и Михаил Бакунин", которая включала статью Бакунина из пробного номера газеты "La Democratic" (вышел в мае 1868 г.), основанной республиканцем Л. Шассеном в Париже, с предваряющей ее вступительной заметкой Герцена, и сто статья "Чехи также удивляют своей неблагодарностью". В последней речь шла об участии Бакунина в славянском движении периода революции 1848 - 1849 гг.

41 См. его письма Огареву от 5 июля 1868 г. (Герцен А. И. Собр. соч. Т. XXIX, кн. 2, с. 402).

42 Письмо Огареву от 11 декабря 1868 г. Там же, с. 511.

43 Там же. Т. XX, кн. 1, с. 363.

стр. 28

рабочем движении он ощущает подлинную историческую силу, реализующую уже теперь движение человечества к социализму44 .

Идейная устремленность Герцена к международному рабочему движению, к социализму, связанному с исторической миссией пролетариата, в полной мере выявляется в статье "Нашим врагам", определившей наряду с его "Письмом к Н. Огареву" облик последнего номера "Kolokol". Отвечая врагам-клеветникам и инсинуаторам из катковского "Русского Вестника", Герцен писал: "Вместо того, чтобы поливать нас грязью и клеветать на нас, почему бы им не оспорить всерьез наши принципы? Легко сказать с видом деревенского школьного учителя: "Время социализма прошло". И это на следующий день после Брюссельского конгресса, на следующий день после женевской забастовки, в двух шагах от немецкого рабочего движения - и это в то время, когда с удесятеренною силой пробудились социальные вопросы во всей Европе, не исключая Англии"45 .

Таким образом, свою газету, являвшуюся продолжением старого "Колокола", но с новыми пропагандистскими задачами, в новой исторической ситуации, "Колокола", "поднявшего знамя революции", нацеленного на крестьянскую революцию в России, Герцен завершал утверждением о неодолимости социализма как результата международного рабочего движения, о наличии в Западной Европе не только сил социального протеста, но и деятельного, активного их выражения, направляемого Интернационалом. Этот принципиального значения вывод, прозвучавший на страницах "Kolokol", предварял ту отточенную форму, которую он приобрел в "Письмах к старому товарищу", которые дали Ленину основание сделать заключение об идейной эволюции Герцена, о его переходе "от иллюзий" надклассового "буржуазного демократизма к суровой, непреклонной, непобедимой классовой борьбе пролетариата", о его обращении в конце жизни "к Интернационалу, к тому Интернационалу, которым руководил Маркс, - к тому Интернационалу, который начал "собирать полки" пролетариата, объединять "мир рабочий". Ленинская оценка дает методологическую основу и для уяснения отношения Герцена к публиковавшимся им в "Kolokol" материалам, принадлежавшим перу Бакунина, разрыв с которым к тому времени уже фактически совершился. Однако расхождение с ним не осознавалось самим Герценом как коренное мировоззренческое расхождение: он видел в нем "только разногласие в тактике"46 .

Статьей "Нашим врагам" и "Письмом к Н. Огареву" в последнем, сдвоенном N 14 - 15 "Kolokol" Герцен подвел не только идейный итог изданию. Эти две герценовские публикации содержат ответ на вопрос о причинах прекращения выпуска газеты. Сомнения в эффективности возобновленного издания, несмотря на отдельные моменты глубокого удовлетворения, порожденные успехом "Kolokol" в радикально-демократических кругах, прежде всего Италии и Франции, не покидали Герцена. Уже через полгода, когда сделалась очевидной безуспешность завязать постоянные связи с русским подпольем, когда издатели на опыте убедились, насколько неблагоприятна общественная и политическая конъюнктура в России и вследствие этого было прекращено изда-

44 Об остром интересе Герцена к рабочему движению свидетельствует его намерение (хотя оно и не было осуществлено) поехать в Германию. О цели поездки он писал Огареву в апреле 1868 г.: "Я с большим любопытством взглянул бы на немецкое движение... Может, я и в самом деле поеду в Берлин и даже в Вену" (Герцен А. И. Собр. соч. Т. XXIX, кн. 1, с. 319, 320). Как известно, в то время в германском рабочем движении, которое развертывалось в рамках Всеобщего германского союза, возглавленного Ф. Лассалем, нарастал протест против его соглашательской политики и программы. На состоявшемся в сентябре 1868 г. в Нюрнберге съезде рабочих союзов была принята программа, основанная на революционных принципах I Интернационала.

45 Герцен А. И. Собр. соч. Т. XX, кн. 1, с. 422.

46 Ленин В. И. ПСС. Т. 21, с. 257.

стр. 29

ние "Русского прибавления", Герцен приходит к мысли и о прекращении издания в целом. В середине июня вышел последний, N 7 "Русского прибавления", а в июле Герцен пишет Огареву о своем намерении написать ему официальное письмо (т. е. для печати) "с предложением сделать stoppag". Однако оборвать издание, не дожидаясь конца года, он считал невозможным. В конце сентября у него было готово обращение к Огареву для публикации в "Kolokol". "Письмо к Н. Огареву", которое открывало последний номер их газеты, содержало развернутое обоснование идейных, политических и практических мотивов, обусловивших решение приостановить газету. Издание не имело "хлеба насущного": в отсутствии живых корреспондентских связей с Россией Герцен видел проявление глубинных процессов современной русской жизни, которые делали продолжение пропаганды несвоевременным. Переживаемый Россией момент развития он считал кризисным: хотя "прорастание не прекращается", оно идет путем "продолжительной инкубации", ."и весьма сомнительно, чтобы его можно было ускорить". Герцен высказывает здесь по отношению к России те же историко-философские идеи о соотношении эволюции и революции, которые будут развиты им вскоре в споре с Бакуниным в "Письмах к старому товарищу".

Одним из главных мотивов "Письма к Н. Огареву", одним из главных аргументов, выдвинутых Герценом в обоснование своего решения, было убеждение, что революционная пропаганда, без устали осуществляемая ими, не пропала. Она подготовила новое революционное поколение: "образовалось стойкое революционное ядро", "идея не погибнет". При этом Герцен подчеркивал, что прекращение "Kolokol" не означает отказа от деятельности: "На нашем языке слово "ждать" никогда не означало сидеть сложа руки". Он оставлял за собою и Огаревым "деятельность мысли", литературную и издательскую деятельность, не исключая и возобновления выпуска революционной газеты. В письме к одному из наиболее им уважаемых представителей радикальной западноевропейской интеллигенции, Э. Кине, Герцен говорил о временном характере прекращения "Kolokol": "Мы продолжим наш труд - и мы готовы снова взяться за "Kolokol", но при иных условиях"47 . Эти условия он связывал с оканчивавшимся в 1870 г. (согласно Положению 19 февраля 1861 г.) сроком обязательных отношений бывших крепостных крестьян к их бывшим владельцам и неотвратимыми, по убеждению Герцена и Огарева, антиправительственными и антипомещичьими крестьянскими выступлениями. Как видим, вся аргументация в "Письме к Н. Огареву" касается исключительно русских проблем. Этот факт свидетельствует о том, что, несмотря на западную ориентацию, Герцен в значительной мере предназначал свою газету русскому читателю, видел задачу русской революционной газеты в том, чтобы быть органом протестующих сил, действующих на родине, служить им непосредственно.

Но есть и еще одна причина прекращения выпуска газеты, она прямо связана с отходом от идей "русского социализма", который наметился у Герцена ко времени издания французского "Kolokol", с его поворотом к международному рабочему движению, которое организационно и идейно все более крепло под руководством Интернационала. Почти в те же дни, когда проходил Женевский, а затем Бернский конгрессы Лиги мира и свободы, когда Герцен еще раз продумал и высказал печатно свое отношение к буржуазному радикализму и утопическому социализму, состоялся 2-й (Лозаннский - 2 - 8 сентября 1867 г.) и 3-й (Брюссельский - 13 - 16 сентября 1868 г.) конгрессы Интернационала - реальной силы, противостоящей Лиге. Статья "Нашим врагам" выявляет несомненную связь этих одновременных событий с судьбой

47 Герцен А. И. Собр. соч. Т. XXX, кн. 1, с. 11.

стр. 30

"Kolokol". Перед Герценом встал вопрос, насколько идейные установки газеты, ее политическая позиция способны прокладывать пути для революционной солидарности народов в то время, когда международное пролетарское движение обрело свою политическую организацию, когда Интернационал, руководимый Марксом, развернул свою деятельность.

Помещенный в "Supplement du "Kolokol" (датирован 1 февраля 1869 г.) ответ участнику Бернского конгресса Вырубову на его открытое письмо48 , в котором он заявлял протест против причисления себя к "нигилистам", отразил историко-философские раздумья Герцена в момент прекращения французского издания газеты. Поднимая вопрос о соотношении теории и истории, науки и действительности, ставший стержневым в его полемике с Бакуниным в "Письмах к старому товарищу", Герцен, утверждая историческое право на отрицание "в действительности", звал в то же время "от фетишизма к науке" в деле преобразования общественных отношений. В последнем теоретическом выступлении на страницах "Kolokol" он счел необходимым подчеркнуть свою солидарность с "революционным реализмом молодой России"49 .

Рассмотренное нами развитие историко-философской мысли Герцена, выраженная им в прощальном номере газеты уверенность, что реальность социализма, его историческая неизбежность подтверждаются современным рабочим движением, деятельностью Интернационала, раскрывают глубинные причины, приведшие его к решению прекратить французское издание "Колокола". Литературная и издательская деятельность Герцена и Огарева, реализованная в их финальном периодическом издании, ее характер и содержание являются важнейшим компонентом (именно в силу своего итогового характера) преемственности революционных поколений. "Kolokol" выявляет моменты общие и отличные в идейных, программных и тактических установках преемников декабристов и разночинной демократии, свидетельствует об эволюции герценовской мысли. Эта эволюция происходила под определенным воздействием европейской действительности, кризиса западной буржуазной демократии, организационного и идейного развития рабочего движения, авангардом которого выступил I Интернационал. Сам замысел французского "Kolokol" стоял в тесной связи со всеми этими явлениями. Они преломились в нем под углом зрения "Россия и Запад", соотношения русского социально-политического развития с путями Европы.

48 Письмо Вырубова, обращенное к Герцену и опубликованное в N 14 - 15 "Kolokol", было вызвано статьей "Русские на Бернском конгрессе", в которой Герцен расценивал позицию, занятую Вырубовым на конгрессе, как позицию "человека нового мира", представителя нигилизма.

49 Герцен А. И. Собр. соч. Т. XX, кн. 2, с. 514 - 519.

Опубликовано 21 февраля 2018 года

Полная версия публикации №1519231596 →

© Literary.RU

Главная → ФРАНЦУЗСКИЙ "KOLOKOL" А. И. ГЕРЦЕНА И Н. П. ОГАРЕВА

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LITERARY.RU обязательна!

Проект для детей старше 12 лет