LITERARY.RU → Е. К. РОМОДАНОВСКАЯ. РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА В СИБИРИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVII В. (ИСТОКИ РУССКОЙ СИБИРСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) → Версия для печати
Готовая ссылка для списка литературы
Д. Я. РЕЗУН, Е. К. РОМОДАНОВСКАЯ. РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА В СИБИРИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVII В. (ИСТОКИ РУССКОЙ СИБИРСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 05 июня 2017. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1496678175&archive= (дата обращения: 18.04.2024).
По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):
Д. Я. РЕЗУН, Е. К. РОМОДАНОВСКАЯ. РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА В СИБИРИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVII В. (ИСТОКИ РУССКОЙ СИБИРСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 05 июня 2017. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1496678175&archive= (дата обращения: 18.04.2024).
По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):
публикация №1496678175, версия для печати
Е. К. РОМОДАНОВСКАЯ. РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА В СИБИРИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVII В. (ИСТОКИ РУССКОЙ СИБИРСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ)
Дата публикации: 05 июня 2017 |
|
Е. К. РОМОДАНОВСКАЯ. Русская литература в Сибири первой половины XVII в. (Истоки русской сибирской литературы). Новосибирск. Изд-во "Наука". 1973. 172 стр. Тираж 2200. Цена 72 коп. Изучением летописей занимаются преимущественно историки и филологи, которые пользуются своими специфическими методами. Тем не менее выводы этих специалистов представляют обоюдный интерес, ибо летописи можно расценивать и как чисто литературное и как историографическое произведение. Чаще всего русские летописи рассматривались либо с источниковедческой точки зрения, либо как литературные произведения, и гораздо реже как памятники историографии. Это особенно характерно для сибирского летописания. Историографическая оценка сибирских летописей встречается лишь в работах С. В. Бахрушина, А. И. Андреева и В. Г. Мир- стр. 153 зоева1 , если не считать ряда отдельных статей о конкретных сибирских источниках. Именно поэтому книга Е. К. Ромодановской интересна как для филологов, так и для сибирских историографов. Одной из своих задач автор поставила рассмотрение развития литературного процесса в Сибири с точки зрения роста областного самосознания, а также развития сибирской общественной и исторической мысли (стр. 9). В основу исследования положены анализ Синодика Ермаковым казакам, Есиповской летописи основной редакции (1636 г.), Повести о городах Таре и Тюмени (1636- 1642 гг.) и Сказания о явлении и чудесах Абалацкой иконы богородицы (1636- 1641 гг.)2 . Однако круг источников, использованных в книге, намного шире перечисленных и охватывает рукописные собрания как центральных, так и местных сибирских архивов. Анализируя истоки русской литературы в Сибири, автор показывает, что "уже первые рядовые поселенцы в Сибири - крестьяне, мелкие промышленники, беглые, ссыльные - привозили с собою, наряду с промышленным снаряжением и хозяйственной утварью, почитаемые и ценимые ими книги" (стр. 10); приводит свидетельство Г. Ф. Миллера о большой грамотности и жажде сибиряков к познанию своей истории (стр. 23); отмечает их знакомство с новейшими историческими произведениями своего времени ("История Скифии" А. Лызлова, "Синопсис" И. Гизеля, сочинения И. М. Катырева-Ростовского и др.); пишет об интересе сибиряков к таким новым по своей историографической форме произведениям, как хронографы (стр. 24). Эти наблюдения Е. К. Ромодановской подтверждаются и другими современными исследованиями по истории Сибири XVII века3 . Характерной чертой развития сибирской исторической мысли, по мнению затора, является то, что "интерес к местной истории и географии и попытка передать свою точку зрения на те или иные события неизменно сочетаются с интересом и вниманием к историко-географическим сочинениям вообще" (стр. 23). Поэтому, отыскивая истоки социально-географического детерминизма А. П. Щапова, не нужно обращаться к Боклю за отдельными аналогиями, а можно провести прямую преемственную линию между Щаповым и начальным периодом сибирской историографии. Тем более, что автор сам пишет об интересе к исторической географии как характерной черте "нового" периода русской исторической мысли (стр. 124). Таким образом, развитие сибирской исторической мысли XVII в. в общих чертах происходило в том же направлении, что и всей русской историографии. Примечательным свидетельством "нового" периода в развитии русской исторической науки является и то, что в Сибири "больше всего были распространены хронографы различных редакций" (стр. 24). Вместе с тем Е. К. Ромодановская совершенно верно констатирует традиционность и отставание литературных вкусов в Сибири (стр. 35 - 36), связывая это с руководящим положением духовенства в общественной жизни, отсутствием многочисленного и развитого сословия дворян, идеологической незрелостью сибирского крестьянства, казачества и купечества. Однако автор не задавалась целью специально рассмотреть этот вопрос, поэтому приведенные выше объяснения не исчерпывают причин своеобразия сибирской исторической литературы. Судя по документам, сибиряки, в том числе и духовенство, мало стесняли себя различными церковными догмами и правилами4 . Во многом спорным в свете сегодняшних дискуссий5 является и вопрос об идеологической незрелости сибирского крестьянства и особенно казачества, тем более, что даже на "передовом" и "просвещенном" Западе, как не раз писал Ф. Энгельс, со- 1 С. В. Бахрушин. Очерки по истории колонизации Сибири в XVI и XVII вв. "Научные труды". Ч. I. М. 1955; А. И. Андреев. Очерки по источниковедению Сибири. Вып. I. М. -Л. 1960; В. Г. Мирзоев. Историография Сибири (Домарксистский период). М, 1970. 2 См.: Е. К. Ромодановская. Сибирские повести об иконах (XVII - начало XVIII в.); "Освоение Сибири в эпоху феодализма. Материалы по истории Сибири". Вып. 3. Новосибирск. 1968. 3 См.: А. А. Преображенский. Урал и Западная Сибирь в конце XVI - начале XVIII в. М. 1972; А. Н. Копылов. Очерки культурной жизни Сибири XVII - начала XIX в. Новосибирск. 1974. 4 Г. Ф. Миллер. История Сибири. Т. I. М. -Л. 1937. Приложение. N 12; т. 2. М. -Л. 1941. Приложение, N 197, 223. 5 См.: "Актуальные проблемы истории России в эпоху феодализма". М. 1970. Статьи В. Д. Назарова "О некоторых вопросах ленинской теории классовой борьбы русского крестьянства в эпоху позднего феодализма" (стр. 330 - 366) и М. А. Рахматуллина "Проблема общественного сознания крестьянства в трудах В. И. Ленина" (стр. 398 - 441). стр. 154 циальный протест народа в эпоху средневековья не мог выразиться иначе, как в религиозной форме6 . Впрочем, материал книги выглядит более убедительным, чем приведенное объяснение. Вряд ли казачество и служилые люди, потомки ермаковых казаков и первые землепроходцы, имея сильно развитое чувство собственного достоинства н понимая свою роль в освоении бескрайних сибирских просторов (стр. 7), были так покорны церковному и светскому контролю, как это наблюдалось в центральных областях России. В. Г. Мирзоев обратил внимание на то, что "отписки" землепроходцев лишены богословского характера, за исключением, может быть, трафаретных формулировок, изредка попадающихся в вводной части" 7 . Анализ Синодика Ермаковым казакам, найденного автором в составе рукописного "Чина православия", принадлежавшего Тобольскому архиерейскому дому, является подлинным открытием. Напомним, что до этого все выводы об особенностях Синодика базировались на тексте, включенном в Есиповскую летопись основной редакции8 . Е. К. Ромодановская, сравнивая найденный текст Синодика с текстами сибирских летописей, показывает историографическое отношение составителей данных летописей к этому документу. Она умело использует методы как филологической, так и историографической науки. Гипотеза Е. К. Ромодановской об участии Черкаса Александровича в составлении казачьего "Написания" выглядит весьма убедительной. На материале Есиповской летописи, Повести о городах Таре и Тюмени, Сказания о явлении и чудесах Абалацкой иконы богородицы Е. К. Ромодановская ставит и решает вопросы жанрового своеобразия сибирской литературы первой половины XVII века. По истории изучения Есиповской летописи существует уже довольно значительный круг исследований и отдельных суждений. Е. К. Ромодановская сумела избежать повторов и поставить ряд новых вопросов. Главная и положительная особенность ее работы заключается в умелом использовании принципа историзма при анализе Есиповской летописи не только как литературного, но и как историографического произведения. Те или иные разновидности литературной формы объясняются не просто личным желанием автора или переписчика летописи, а оцениваются в связи с развитием общественной мысли в Сибири. Во многом интересны и историографические примечания Е. К. Ромодановской в отношении знаменитого спора между П. И. Небольсиным и Н. М. Карамзиным Впервые после М. Н. Сперанского9 детальному анализу была подвергнута и Повесть о городах Таре и Тюмени. Е. К. Ромодановская при этом проводит широкие параллели и сравнения с другими историческими произведениями XVI-XVII вв., выясняет литературные источники Повести и подтверждает предположение Сперанского о Савве Есипове как ее авторе. Как уже говорилось выше, сибирские исторические произведения XVII в. могут рассматриваться как "собственность" сразу двух наук - истории и филологии. Следовательно, независимо от желания автора и его профессиональной принадлежности объекты исследования требуют выхода за рамки одной из этих наук. Чаще всего Е. К. Ромодановской это удается. Но иногда выводы филологии не подкрепляются данными историографии и поэтому становятся не совсем убедительными для историка. Вряд ли верно, например, считать, что "спор П. И. Небольсина и С. М. Соловьева в данном случае (по поводу оценки Есиповской и Строгановской летописей. - Д. Р. ) основан, по существу, на недоразумении" (стр. 75). Спор этот имел, конечно, определенные историографические причины, и дело вовсе не в том, что "исследователи не принимают во внимание вопросы художественной специфики древнерусских памятников" (стр. 75). В связи с этим представляется несколько неубедительным упрек, брошенный В. Г. Мирзоеву, в недооценке им филологической стороны памятника. Точка зрения последнего имеет определенную историографическую традицию, которой отдавал дань и Соловьев. Давая общую характеристику Есиповской летописи, Е. К. Ромодановская в основном совершенно верно ее характеризует, за исключением одного историографического штриха. Она пишет: "В то же время Есиповская летопись была памятником новой, возникающей в это время русской си- 6 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 7, стр. 363. 7 В. Г. Мирзоев. Указ. соч., стр. 13. 8 "Сибирские летописи". СПБ. 1907, стр. 164 - 168. 9 М. Н. Сперанский. Повесть о городах Таре и Тюмени. "Труды комиссии по древнерусской литературе". Т. 1. Л. 1932, стр. 13 - 32. стр. 155 бирокой литературы, отражала первую серьезную попытку -местного самосознания понять и оценить историю Сибири и как памятник начального этапа развития местной литературы неожиданно воскресила ряд черт, характерных для раннего периода русского летописания" (стр. 76). Если мы, обратимся к истории русского летописания, то эта "неожиданность" как раз не будет таковой, ибо летописные произведения, вышедшие из духовной среды, всегда отличались большой консервативностью форм и методов по сравнению со светскими летописями. Тем более что провиденциалистское мировоззрение Есипова недалеко ушло от мировоззрения автора "Повести временных лет", что объяснялось конкретными обстоятельствами развития сибирской исторической мысли XVII века. Но внешняя сторона этого историографического парадокса схвачена автором верно. Наши замечания вызваны прежде всего тем методом, который избрала автор. Есиповская летопись подвергнута детальному текстологическому разбору, в результате которого сделано немало интересных выводов. К ним можно отнести гипотезу о времени создания "Повести о Сибири" (стр. 72), мысль о специфичности Есиповской летописи (стр. 76), положение об отличии древнерусских литературных жанров от жанров нового времени (стр. 81), характеристику особенностей провиденциализма Есипова (стр. 84), вывод о соотношении психологизации образа Ермака и демократической. характеристики, героя (стр. 98). В этом анализе широко применяется историко-сравнительный метод. Произведение Есипова сравнивается со Строгановской летописью, воинскими повестями XV-'XVI вв., Казанской историей и "Сказанием" А. Палицына, "Повестью временных лет", Повестями об Азовском сидении, "Повестью о разорении Рязани Батыем" и хронографами XVI-XVII веков. Однако жаль, что не сопоставлены (за исключением Строгановской летописи) многие произведения сибирской исторической мысли XVII в.; это могло бы значительно дополнить характеристику Есиповской летописи. Тот. круг вопросов, который подняла Е. К. Ромодановская, в историографическом плане во многом еще не разработан. Поэтому можно приветствовать появление данной работы, в которой выдвинут ряд конкретных положений, представляющих большой интерес не только для филологов, но и для историков. Опубликовано 05 июня 2017 года Полная версия публикации №1496678175 → © Literary.RU Главная → Е. К. РОМОДАНОВСКАЯ. РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА В СИБИРИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVII В. (ИСТОКИ РУССКОЙ СИБИРСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ) При перепечатке индексируемая активная ссылка на LITERARY.RU обязательна!
|
|