Полная версия публикации №1204027516

LITERARY.RU КТО АВТОР ХВАЛЕБНОЙ ПЕСНИ К. БРЮЛЛОВУ → Версия для печати

Готовая ссылка для списка литературы

М. И. МЕДОВОЙ, КТО АВТОР ХВАЛЕБНОЙ ПЕСНИ К. БРЮЛЛОВУ // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 26 февраля 2008. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1204027516&archive=1205324254 (дата обращения: 16.04.2024).

По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):

публикация №1204027516, версия для печати

КТО АВТОР ХВАЛЕБНОЙ ПЕСНИ К. БРЮЛЛОВУ


Дата публикации: 26 февраля 2008
Автор: М. И. МЕДОВОЙ
Публикатор: maxim
Источник: (c) http://portalus.ru
Номер публикации: №1204027516 / Жалобы? Ошибка? Выделите проблемный текст и нажмите CTRL+ENTER!


БРЮЛЛОВУ



Там, где парил орел двуглавый,
Шумели силы знамена,
Звезда прекрасной, новой славы
Твоей рукою зажжена.





стр. 116


--------------------------------------------------------------------------------



Искусства мирные трофеи
Ты внес в отеческую сень,
И был Последний день Помпеи
Для русской кисти первый день!

Привет тебе Москвы радушной!
Ты в ней родное сотвори;
И сердца голосу послушный,
На кремль взгляни и кисть бери.

Тебе Москвы бокал заздравный!
Тебя отчизна видит вновь!
Там славу взял, художник славный,
Возьми здесь славу и любовь!1





Это стихотворение написано в связи с чествованием К. П. Брюллова, вернувшегося в Россию после пятнадцатилетнего пребывания за границей. После Одессы, где, приветствуя прибывшего из Константинополя художника, М. С. Воронцов вдохновенно говорил об уважении и благодарности, которые каждый русский чувствует к творцу "Последнего дня Помпеи", Брюллову отдавала дань восхищения Москва. 28 января 1836 года в Мраморном зале Московского художественного класса ценители искусства устроили торжественный обед, начавшийся в пять часов и сопровождавшийся музыкой. Сначала распорядитель обеда, директор Московского художественного класса Михаил Федорович Орлов, предложил тост за государя императора, затем подняли бокалы за здоровье знаменитого живописца. Тогда и прозвучали эти стихи, положенные на музыку А. Верстовским, они были исполнены прекрасным московским оперным певцом Н. Лавровым. "Не знаю творца стихов, но они прекрасны по звучным выражениям сильного чувства!" - восхищался один из слушателей.2 Имя автора стихотворения держалось втайне; утаил его, а может быть и не знал, и М. Ф. Орлов, передавший в "Московские ведомости" текст гимна. Понятно, почему так и не был назван сочинитель: хвалебная песнь Брюллову звучала от всей просвещенной Москвы, передавая общее настроение духовного подъема и признательности за то, что именно в сердце родной ему России выразилось "во всем своем блеске" неподдельное чувство любви гения к родине. После того как отзвучала последняя строка песни, свое стихотворение передал великому Брюллову князь П. Шаликов, не сочтя возможным прочесть его, может быть, потому, что и он по-своему воспользовался антитезой "последний" - "первый". Привожу это любопытное свидетельство безмерного восхищения художником-триумфатором:



Последнего Помпеи дня творец
Художником стал первым в мире ныне!..
И воскресил погибшую в пучине
Гомер без слов, с палитрою певец!
Москва! Гордись: сей гений вдохновенный
Взирал на твой палладиум священный,
И сохранит, конечно, о тебе
Мечты в своей блистательной судьбе.3






--------------------------------------------------------------------------------

1 Впервые стихотворение было опубликовано почти одновременно в корреспонденции "Брюллов в Москве" (Московский наблюдатель. 1835. Ч. 4. Кн. 2. Приложение) и в "Письме к С. П. Г." (Московские ведомости. 1836. 5 февр.). Приводится по моей статье "Вечно обязан Риму. Искания С. П. Шевырева (1829 - 1831)" в ежеквартальнике русской филологии и культуры "Russian Studies" (СПб., 2007. Т. III. С. 126 - 127).

2 Московские ведомости. 1836. 5 февр. С. 229.

3 Там же. С. 230.



стр. 117


--------------------------------------------------------------------------------

Гипертрофированное патриотическое чувство побуждало не только Шаликова, но, вероятно, и многих других участников банкета считать Брюллова наиболее значительным современным художником. Но все ли, думавшие так, видели знаменитую картину? Вопрос этот правомерен, потому что "Последний день Помпеи" прибыл в Петербург, в эрмитажную галерею Доу, миновав Москву, в августе 1834 года; в конце сентября того же года картина была выставлена для обозрения в Академии художеств. Таким образом, видеть шедевр москвичи могли лишь побывав в Петербурге или за границей: в Италии, где это произведение вызвало "безграничный энтузиазм", где, по словам очевидца, князя Г. Г. Гагарина, "успех картины был, можно сказать, единственный, какой когда-либо встречается в жизни художников",4 или в Париже, в салоне 1834 года, где, несмотря на ожесточенную критику, "Последний день Помпеи" был удостоен Первой золотой медали. Как бы то ни было, все были рады общению с Брюлловым, восхищались им и в продолжение банкета, гордясь собой, пили и за присутствующих литераторов, и за сочинителя музыки А. Верстовского, и за здоровье поэтов, принимавших участие в сочинении куплетов, петых Лавровым. Однако хвалебная песнь не была плодом привычного в таких случаях коллективного творчества: пропетое стихотворение цельно, лишено присущей куплетам шутливости, четко организовано; для рассказавшего в "Московских ведомостях" о банкете некоего В. Г. это было несомненно. Однако долгое время литературоведам казалось возможным дробить стихотворение на кусочки, включая один из них в раздел "Dubia" сочинений Е. А. Баратынского.

Началась такая практика с сообщения Л. В. Баратынского о принадлежности отцу стихотворения, посвященного Брюллову. В "Материалах для биографии Баратынского", опубликованных в издании сочинений поэта в 1869 году, сделав следующее пояснение: "Ему случалось импровизировать. Вот четверостишие из стихотворения, набросанного им у себя на вечере, в Москве, по случаю посещения его живописцем Брюлловым",5 он привел следующие строки:



Принес ты мирные трофеи
С собой в отеческую сень, -
И был последний день Помпеи
Для русской кисти первый день!





В этом свидетельстве сомнительно все, кроме четверостишия, но приведенные строки были просто-напросто обречены войти в историю культуры и именно поэтому, в силу своей яркости, могли быть не сочинены, а лишь записаны Баратынским. Посещал ли каменный дом Баратынских на Спиридоньевской улице К. Брюллов, побывавший в гостях у некоторых москвичей, неизвестно. Очевидно, Л. Е. Баратынский перепутал с домашним приемом вечер в Московском художественном классе, и уж, конечно, намек на то, что приведенное четверостишие - плод импровизации, вовсе не состоятелен: Верстовский сочинил музыку до банкета. Хорошо известно и то, что картину Брюллова Е. А. Баратынский увидел лишь зимой 1840 года. "Все прежнее искусство бледнеет перед этим произведением", - писал он тогда жене. И отметив, что "колорит, перспектива, округлость тел, фигуры, выходящие как будто вон из полотна", - все это "выше всякого описания", взыскательно продолжал: "Но я думаю, что изучающий Рафаэля, Микель Анжело, Тициана найдет в них больше мысли, больше красоты. На лицах Брюллова однообразное выражение ужаса, и нет ни одной фигуры идеально прекрасной".6 Однако вопреки очевидному мысль об авторстве Баратынского вошла в сознание даже осторожных исследователей. Так, например, А. М. Песков в "Летописи жизни и


--------------------------------------------------------------------------------

4 Цит. по: Леонтьева Г. К. Карл Брюллов. Л., 1983. С. 106.

5 Баратынский Е. А. Сочинения. М., 1869. С. 397.

6 Боратынский Е. А. Разума великолепный пир. М., 1981. С. 167.



стр. 118


--------------------------------------------------------------------------------

творчества Е. А. Боратынского" сообщает читателям, что не публиковавшиеся в прижизненных изданиях куплеты в честь Брюллова, вероятно, принадлежали Баратынскому.7 В беллетризованной биографии Брюллова о том же писал и В. Пору-доминский.8

В 1981 году впервые стихотворение, посвященное Брюллову, было включено в основной состав произведений Баратынского. Затем в том же качестве оно публиковалось в издании серии "Библиотека поэта" в 1989 году (N 170) и в "Новой библиотеке поэта" в 2000 году (N 200). Л. Г. Фризман, впервые включивший текст в основной состав сочинений Баратынского, опирался на исследование И. Н. Медведевой ""Последний день Помпеи". Картина К. Брюллова в восприятии русских поэтов 1830-х годов", в котором со всей определенностью устанавливалось авторство.9 Признавая, что этот "гимн является типичным стихотворением "на случай", не характерным для поэзии Баратынского", Медведева обосновывала свое убеждение, демонстрируя черты, связывающие, как ей казалось, это произведение с другими созданиями поэта. Прежде всего это образ парящего орла в эпилоге "Эдды" (1824). Действительно, в поэме "шумя крылами", "орел наш грозный возлетел" над Стокгольмом. Конечно, "орел Петра" не "Зевесов орел", но с таким же успехом можно было бы припомнить и более близкий, по крайней мере по времени, образ орла у А. С. Хомякова, присутствовавшего на банкете и даже уже после обеда предложившего К. Брюллову тост в память основателя художественного класса Федора Яковлевича Скарятина:



Высоко ты гнездо поставил
Славян полунощных орел,
Широко крылья ты расправил...





("Орел", 1832?)10

Медведева обнаружила также сходство (если угодно, развитие, расширение) первых строк гимна во фрагменте из стихотворения "Дядьке-итальянцу" (1844), повествующем о том, как первый дядька поэта Боргез "зрел, дивясь, суворовских солдатов, // Входящих ... // В густой пыли побед, в грозе небритых бород, // Рядами стройными в классический твой город".11 Надо признаться, что уловить непосредственную связующую два произведения нить довольно трудно. Таким образом, едва ли можно согласиться с версией Медведевой.

Между тем если уж искать словесные и смысловые соответствия, то прежде всего в статье друга А. Верстовского С. П. Шевырева "Отголосок из Италии" (1833). "Новый род славы, не столько нам знакомый, слишком редко посещавший нас, засиял на небосклоне России", - писал Шевырев, сообщая, что "Италия венчала двух наших художников: певца Иванова и живописца Брюллова".12 Здесь совпадение с началом стихотворения абсолютное. Не менее важно и то, что гениальное произведение Брюллова Шевырев воспринимал как успех национальный, важный для русского искусства. "Мастерская Русского была Капитолием его славы, - читаем в статье, - весь Рим толпился в ней около чуда нашей кисти!"13 Шевырев радовался и гордился тем, что ""Последний день Помпеи" - произведение, писаное русской кистию, внушенное счастливым небом и Везувием Неаполя", име-


--------------------------------------------------------------------------------

7 Летопись жизни и творчества Е. А. Боратынского. М., 1998. С. 331.

8 Порудоминский В. Брюллов. М., 1979. С. 210.

9 См.: Annali dell'Instituto Universitario Orientale. Serionie slava. XI. Napoli, 1968. P. 117 - 124; и примечания к Полному собранию стихотворений Е. Баратынского (СПб., 2000. С. 295).

10 Хомяков А. С. Стихотворения и драмы. Л., 1969. С. 100.

11 Баратынский Е. А. Полн. собр. стихотворений. Л., 1957. С. 202.

12 Телескоп. 1834. N 1. Ч. 19. С. 104.

13 Там же.



стр. 119


--------------------------------------------------------------------------------

ло в Италии, "великодушной покровительнице искусств", феноменальный успех. Не Е. А. Баратынский, а С. П. Шевырев - автор гимна "Брюллову". Об этом со всей очевидностью свидетельствует автограф стихотворения, хранящийся в фонде Олениных Отдела рукописей Российской национальной библиотеки (N 778).14


--------------------------------------------------------------------------------

14 Автограф подписан.



стр. 120

Опубликовано 26 февраля 2008 года





Полная версия публикации №1204027516

© Literary.RU

Главная КТО АВТОР ХВАЛЕБНОЙ ПЕСНИ К. БРЮЛЛОВУ

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LITERARY.RU обязательна!



Проект для детей старше 12 лет International Library Network Реклама на сайте библиотеки