Полная версия публикации №1203429171

LITERARY.RU ЛИТЕРАТУРА СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА В АКАДЕМИЧЕСКОМ ОСВЕЩЕНИИ → Версия для печати

Готовая ссылка для списка литературы

И. С. ПРИХОДЬКО, ЛИТЕРАТУРА СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА В АКАДЕМИЧЕСКОМ ОСВЕЩЕНИИ // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 19 февраля 2008. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1203429171&archive=1203491298 (дата обращения: 29.03.2024).

По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):

публикация №1203429171, версия для печати

ЛИТЕРАТУРА СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА В АКАДЕМИЧЕСКОМ ОСВЕЩЕНИИ


Дата публикации: 19 февраля 2008
Автор: И. С. ПРИХОДЬКО
Публикатор: maxim
Источник: (c) http://portalus.ru
Номер публикации: №1203429171 / Жалобы? Ошибка? Выделите проблемный текст и нажмите CTRL+ENTER!


Научный мир, у нас и за рубежом, уже неоднократно откликнулся на этот фундаментальный труд по истории русской литературы Серебряного века,1 однако остается насущной потребность продолжить анализ этого емкого и поистине новаторского издания, подготовленного отделом русской литературы конца XIX - начала XX века ИМЛИ.

Первая попытка осмыслить литературный процесс рубежа веков как целостный феномен, несмотря на пестроту и разнонаправленность его составляющих, была сделана "по горячему следу" (1914 - 1918) современником и летописцем литературной жизни означенного периода С. А. Венгеровым, историком и библиографом, критиком и издателем собраний сочинений Пушкина, Шекспи-


--------------------------------------------------------------------------------

Русская литература рубежа веков (1890 - начало 1920-х годов): В 2 кн. ИМЛИ РАН. М.: Наследие, 2000 - 2001 (кн. 1 - 960 с; кн. 2 - 768 с).

1 Полонский В. В. Изучение русской литературы рубежа XIX-XX веков и современная академическая наука // Известия АН. Серия литературы и языка. 2002. Т. 61. N 5. С. 3 - 18; Турков А. Нераздельность - неслиянность // Лит. газ. 2001. 5 - 11 сент. N 36; Terras V. [Рец.] // Slavic and East European Journal. Winter 2003 (47. 4). P. 679 - 680; Каманина Е. В. Русский серебряный век. Писатели и направления // Вестник МГУ. 2003. N 3. Сер. 9. Филология. С. 181 - 188.

стр. 233


--------------------------------------------------------------------------------

ра, Байрона, в подготовке которых участвовали и томами которых пользовались В. Брюсов, А. Блок, Вяч. Иванов и многие другие. Первому и второму томам своего трехтомного издания "Русская литература XX века. 1890 - 1910" С. А. Венгеров дает знаменательный заголовок: "Переоценка всех ценностей". Этот труд и стал прообразом новой академической истории русской литературы, о чем его ответственный редактор В. А. Келдыш сообщает в открывающей двухтомник развернутой статье, озаглавленной "Русская литература "серебряного века" как сложная целостность", отдавая дань признательности своему предшественнику. Конечно, новую историю литературы отделяет от венгеровской почти столетие, за которое наука о литературе, теория и методология изучения литературных фактов прошли огромный путь, обогатив наш литературоведческий опыт. Дистанция во времени также способствовала более объективному и панорамному видению эпохи 1890-х - начала 1920-х годов. Однако "переоценка всех ценностей", по сути дела, открытие и восстановление всего многообразия литературных явлений Серебряного века, глубокое и всестороннее их изучение стали возможными в полной мере лишь в последние десятилетия, когда сняты были все цензурные запреты и отменены идеологические барьеры. В этом свете новый академический труд по литературе Серебряного века можно рассматривать на данном этапе как итоговый.

Структура рецензируемого двухтомника также во многом подсказана Венгеровскими томами, начиная с общего заголовка: "Русская литература", который предоставляет, в отличие от более традиционного "История русской литературы", больше свободы в организации и привлечении материала, позволяет соединить разных авторов с различными методиками подачи и спецификой исследовательских интересов. Подобно тому как в издании С. А. Венгерова проявлены не только творческие образы писателей, о которых пишут, но и тех авторов, которые пишут (а это во многих случаях крупные художники той же поры, такие как В. Брюсов, Вяч. Иванов, А. Белый и др.), в книгах под редакцией В. А. Келдыша слышны отчетливо голоса пишущих, проступает исследовательское лицо каждого из них. При этом двухтомнику общим объемом более чем в 1700 страниц придана та самая "сложная целостность", которая характеризует и саму эту литературную эпоху.

В общей структуре книг сохранен и в Предисловии В. А. Келдыша обоснован укорененный у нас принцип разделения литературного потока на направления и группы, внутри которых раскрываются писательские персоналии. Характерна установка на включение полемически острых проблем современного литературоведения, принятая редактором и авторами этого труда. Так, уже в Предисловие вводится полемика с аргументацией В. М. Марковича по поводу категории направления, значение которой петербургский филолог предлагает понизить как догматически ограничивающей наши представления о движении литературы и творческом модусе по-настоящему больших писателей. В центре внимания оказывается также категория реализма, которую ряд исследователей считают изжившей себя, связывая ее исключительно с оценочно-цензурной функцией в литературоведении советской эпохи. Автор Предисловия, уделяя реализму значительное место в литературе означенного периода, напоминает о "почтительном отношении" к этой категории литераторов XIX века, а также ведущих участников рассматриваемого литературного движения, таких как Брюсов или Сологуб, не говоря уже о Горьком, Короленко, Куприне, Бунине и др.

В Предисловии также поставлена очень важная проблема о хронологических рамках Серебряного века. Признавая подвижность и проницаемость возможных границ - начальной и конечной - и доказательно мотивируя принятые ими границы, авторы рецензируемого труда договариваются о включении в пространство Серебряного века литературных фактов от 1890-х до начала 1920-х годов. Особая сложность связана с определением конца Серебряного века, поскольку в послереволюционную эпоху русская литература была фактически разделена на три потока: официально признанный, в корне изменивший свои ориентиры; катакомбно-подпольный, сохранявший традиции Серебряного века; и русского зарубежья, который в большой мере был связан с предшествующей литературой, но в то же время обретал новое многообразие. Выбором участников издания конечной границы могут быть вызваны вопросы и недоумения читателей относительно включения и невключения тех или иных авторов в рецензируемые тома или их частичной представленности. Предвидя подобные возражения, редактор специально оговаривает эту проблему, объясняя сдвиги установленной границы лишь в отдельных случаях, когда писатель остается верным своей изначальной художнической природе, как например Кузмин в поэтических сборниках 1920-х годов. В то же время большие поэмы Маяковского советского периода, естественно, исключаются из анализа как произведения принципиально нового этапа его творчества.

В рассматриваемом двухтомнике безусловно новаторской представляется публикация трех больших вводных статей, которые, создавая общий фундамент для всего труда, посвящены 1) историко-литературным и теоретическим основаниям предлагаемого двухтомника (В. А. Келдыш), 2) религиозно-философским исканиям, которые составляли духовный воздух этой литературной эпохи (К. Г. Исупов), 3) органическим связям литературы с другими видами искусств, харак-

стр. 234


--------------------------------------------------------------------------------

терному для Серебряного века художественному синтезу (И. В. Корецкая). Таким образом, богатый и разнообразный материал русской литературы, и шире - культуры этого периода, выстраивается на классическом базовом основании - истории, философии, эстетике.

В статье В. А. Келдыша обозначены ключевые проблемы культурной истории этой эпохи. Привлекает внутренняя свобода и объективность автора, который отказывается от перекосов, нередко допускаемых в последнее время в отношении роли и места реалистических направлений и писателей, признанных ведущими в советский период истории отечественной литературы. Он в то же время справедливо оценивает академические трактовки истории русской литературы рассматриваемого периода, относящиеся к советской эпохе, со всеми их вульгарно-идеологическими издержками, искажениями и умолчаниями. Автор видит свою задачу в том, чтобы показать, насколько органичным при всей сложности, многоразличии, богатстве и пестроте культурных явлений рубежа веков было сосуществование и взаимодействие реализма и модернистских течений. Этот аспект оказывается в центре внимания В. А. Келдыша в другой его главе "Реализм и неореализм", где специально рассматривается "особая диалектика сопряжений между литературными направлениями "серебряного века", развивавшимися "неслиянно - нераздельно" по отношению друг к другу" (I: 304- 305). Под знаком сложного взаимодействия и пересечения реализма и модернизма показывает автор явления неореалистического течения, "стержневой чертой" которого "стала приверженность к традиции классического реализма, но обновленной за счет активного восприятия элементов иного художественного опыта" (I: 305). Этой главе непосредственно предшествует глава "Реализм и натурализм" (В. Б. Катаев), в которой автор дает достаточно полную картину русского натурализма в его истоках и связях, представляя его как весьма существенную тенденцию в реализме конца XIX - начала XX века, в частности не только в творчестве Н. Лейкина, И. Потапенко, П. Боборыкина, И. Ясинского, но и Д. Мамина-Сибиряка, В. Вересаева, А. Серафимовича и других "знаньевцев".

В. А. Келдыш в главе о неореализме рассматривает новый этап литературного развития ("новый реализм"), связанный с именами А. Толстого, А. Куприна, М. Пришвина, И. Шмелева, С. Сергеева-Ценского, Б. Зайцева, Е. Замятина и др., в творчестве которых отчетливо проявленные реалистические тенденции, преодолевая натурализм, обогащаются, соприкасаясь, иногда невольно, с поэтикой символизма и других модернистских литературных течений. Таким образом, противоположные направления стремятся не к разъединению и обособлению, а к взаимообогащению.

Большое значение в схождении противоположных тенденций имели также, кроме общей исторической ситуации и свойственного практически всем художникам этого периода неприятия положения вещей в стране, общие корни: классическая русская литература воспринималась как "питательная" почва и теми и другими. Русская классика, ее уникальное значение для художников рубежа веков, их глубокая и порой неожиданная интерпретация хрестоматийных авторов и текстов XIX века, отражающая, по сути дела, их собственные идейные и эстетические искания, - все это могло бы стать в рецензируемом труде темой отдельной главы (об этом мы еще скажем ниже).

Концепцию новой истории Серебряного века В. А. Келдыш выстраивает в широком контексте исследований культуры этого периода в последние 30 - 40 лет у нас и за рубежом, отдавая должное предшественникам и современникам, и прежде всего тем из них, чьи работы заложили основы для нового подхода к этой литературной эпохе, - Е. Б. Тагеру, Д. Е. Максимову, З. Г. Минц, А. В. Лаврову, а также западным ученым, отмечая, что отечественной наукой признательно воспринят "иноземный опыт". В то же время по поводу целого ряда принципиальных положений он вступает в полемику с авторитетными зарубежными славистами, например отстаивает утвердившееся в нашей науке обозначение рассматриваемого периода как Серебряный век, отвергаемое Омри Роненом, или вносит ряд коррективов в восприятие общего движения и отдельных фактов в Истории русской литературы Серебряного века под редакцией Ж. Нива, Е. Эткинда и др. В авторский состав рецензируемого издания включены Лена Силард (Венгрия), Хенрик Баран и Н. Гурьянова (США) и представлены каждый той сферой, в которой их авторитет общепризнан (Л. Силард - А. Белый, а Х. Баран и Н. Гурьянова - футуризм). Участие западных славистов в коллективном труде академического института тоже факт нового времени, прежде немыслимый.

Что касается отечественных участников этого труда, то в нем собраны лучшие силы, представлены не только ученые ИМЛИ, но и ведущие специалисты-исследователи из других учебных и научных центров. Хорошо известные в нашем литературоведении имена несомненно привлекут к двухтомнику внимание читателя.

Замечательному исследователю культуры Серебряного века Инне Витальевне Корецкой, недавно ушедшей, принадлежат пять статей в этих книгах: кроме вступительной о синтезе искусств, она написала объемную аналитическую статью о символизме, а также яркие и глубокие очерки, посвященные К. Бальмонту, Ин. Анненскому и М. Волошину. Ее обширные знания в области отечественной и зарубежной культуры, тонкое художественное чутье, взыскательный вкус

стр. 235


--------------------------------------------------------------------------------

и блистательное владение словом критика и историка литературы сделали драгоценным ее вклад в коллективный труд.

Слова благодарности необходимо сказать и другому ушедшему из жизни участнику этого труда - Ю. К. Герасимову, автору раздела, посвященного драматургии Вяч. Иванова. Блестящий специалист в области теории и истории драмы, знаток символистского театра, глубокий и тонкий аналитик, Ю. К. Герасимов создал емкий, насыщенный информацией и исследовательскими умозаключениями очерк, в котором выявляется философское миросознание писателя, его понимание человека сквозь призму театральной эстетики и вписанности в мировую и, в частности, античную традицию театра.

В целом творческий портрет Вяч. Иванова, созданный петербургскими учеными Ю. К. Герасимовым, О. А. Кузнецовой и Г. В. Обатниным, раскрывает глубину и масштабность русского мыслителя и художника-символиста, его всеохватное знание и одержимость теурга, его самозабвенную погруженность в культурную и поэтическую традицию и неповторимость его сложных и изысканных образов-символов. Фигура исключительной сложности, Вяч. Иванов требует от своих исследователей и историков высокой культуры, и авторы в полной мере этому требованию отвечают.

Большими достоинствами отличаются и другие главы, посвященные ключевым фигурам конца XIX - начала XX столетия. Поздний этап жизни и творчества Л. Н. Толстого, его религиозно-философские и эстетические искания и художественные сочинения мастерски проанализированы Н. Д. Тамарченко. Включены персоналии А. П. Чехова (Э. А. Полоцкая), Максима Горького (П. В. Басинский), В. Короленко (М. Г. Петрова). Э. А. Полоцкая, известный специалист по творчеству А. П. Чехова, подает его в широком контексте русской и западной классики, современной литературы и в перспективе литературного движения. П. В. Басинский акцентирует ницшеанские влияния в творчестве раннего Горького, рассматривая его также в литературных взаимодействиях и отталкиваниях эпохи. М. Г. Петрова с большой теплотой воссоздает образ В. Короленко, привлекательного своим бескомпромиссным гуманизмом как в творчестве, так и в общественно-политической жизни первых послереволюционных лет.

Полнотой и законченностью отличается и целый ряд других персоналий.

Высоким профессионализмом отмечена статья А. Г. Бойчука. В его подаче личность и творчество Д. С. Мережковского выступают во всей их многомерности и противоречивости и, может быть, впервые в отечественном литературоведении получают столь всеобъемлющую и объективную характеристику. Творческий портрет Л. Андреева, созданный А. В. Татариновым, органично вписан в контекст мирового литературного движения - от русского реализма до западного абсурдизма. Большие аналитические статьи закономерно посвящены И. Бунину (С. Н. Бройтман и Д. М. Магомедова), А. Куприну (Е. А. Дьякова), Ф. Сологубу (С. Н. Бройтман), А. Ремизову (М. В. Козьменко), В. Хлебникову (В. П. Григорьев), В. Маяковскому (О. П. Смола), новокрестьянским поэтам (Н. М. Солнцева).

Н. А. Богомолов, один из ведущих специалистов по культуре Серебряного века, внес в этот коллективный труд свой немалый вклад в виде обобщающей статьи по постсимволизму и творческих портретов как ведущих фигур этого периода М. Кузмина, З. Гиппиус, Н. Гумилева, так и тех, кто в обозреваемый период находился в начале своего пути (В. Ходасевич, Г. Иванов, М. Цветаева). Он вводит в этот ряд и менее известных, но весьма показательных для эпохи постсимволизма поэтов - П. П. Потемкина и К. А. Большакова.

Каждая из статей-персоналий в новой истории литературы дает монографический охват творчества основных писателей. Рассматривается не только специфика и эволюция их творческого пути во взаимодействии с биографией, художественные тексты во всех их родовых и жанровых проявлениях - проза, лирика, драма, но и литературная критика, публицистика, философско-мировоззренческий срез личности, а также связи с предшествующей литературной традицией, контакты с современниками, единомышленниками и оппонентами, сотрудничество в журналах и альманахах. В целом в этом коллективном труде развернута широкая панорама литературной и культурной жизни, небывалой по яркому многообразию течений, групп, творческих личностей. Рассмотрение множества фактов, составляющих целостную картину развития литературы рубежа веков, проливает свет на основные его закономерности.

Особая ценность этой коллективной работы заключается в том, что абсолютное большинство статей содержит живой исследовательский фермент, который включает читателя в научную проблематику, связанную с творчеством того или иного автора. В этом смысле заслуживают внимания статьи Д. М. Магомедовой, посвященные Вл. Соловьеву и А. Блоку. В частности, исследовательница, рассматривая особенности соловьевского двоемирия, отличает его от традиционного романтического, противопоставляющего мир идеала и действительности. Определяющую роль в ее трактовке имеет граница между "здешним" и "нездешним" и возможность перехода этой границы в обоих направлениях, нисхождение и восхождение. Другое ее принципиальное открытие, касающееся творчества Вл. Соловьева, относится к пониманию его иронической поэзии, которую предыдущие исследователи связывали с романтической иронией. Д. М. Магомедова прони-

стр. 236


--------------------------------------------------------------------------------

цательно усматривает здесь иной генезис: архаическую неразделимость сакрального и смехового, которая преображается у Вл. Соловьева в "мистический фарс", в осмеяние самых глубоких мистических ценностей. В статье об А. Блоке читатель познакомится с подготовленной предшественниками (Д. Е. Максимов, З. Г. Минц), но оформившейся в последнее десятилетие концепцией жизни, личности и творчества А. Блока.

В статье о символизме И. В. Корецкая предлагает отказаться от разделения русских символистов на "старших" и "младших", подобно тому как в 60-е годы отказались от разделения романтизма на "прогрессивный" и "реакционный". Но там разделение проводилось на политико-идеологическом основании. В случае же с русским символизмом имеют место основания мировоззренческо-эстетические. М. Л. Гаспаров видит корень разделения на "старших" и "младших" в их различном отношении к слову "символ": для первых характерно его "светское" понимание (символ как образ, вызывающий множественность прямо не связанных с ним ассоциаций), в то время как для вторых - "духовное" (символ как знак связи между тем, что происходит на земле и свершается в инобытии, как единственная возможность постижения непостижимого). В целом авторы рецензируемого двухтомника, не принимая предложения И. В. Корецкой, продолжают пользоваться привычным разделением символистов на "старших" и "младших".

Исследовательский потенциал - несомненное достоинство этого объемного труда, но, как это нередко бывает, у достоинства есть оборотная сторона. Оборотной стороной в данном случае оказывается некоторый субъективизм в подаче материала, очевидный крен в пользу научных пристрастий у целого ряда авторов, подчас в ущерб освещению творчества писателей в полноте составляющих его аспектов. Так, творчество Горького сведено в большой мере к ницшеанским истокам и отзвукам, Брюсов (автор очерка о нем - С. И. Гиндин) представлен преимущественно поэзией, очерк о З. Гиппиус также раскрывает ее только как поэта, оставляя в тени прозу, драму и критику, ранний Блок явно перевешивает Блока - создателя третьего тома лирики. Подобные акценты безусловно имеют свое оправдание и преимущества, давая читателю не бесстрастно равномерную картину творчества писателя, а динамически углубляя открывшиеся исследователю аспекты, оживляя в целом творческое лицо художника. Избирательность подачи материала мотивируется и во многом компенсируется особым интересом к поэтике, которой уделяется в большинстве случаев пристальное внимание. Сильно проигрывают те персоналии, в которых этого аспекта недостает. Например, в очерке об А. Куприне присутствует большая фактография, определяется место писателя в литературном процессе и в журнальном мире, показано восприятие Куприна на разных стадиях его творчества современниками и современной ему критикой; что же касается творчества самого писателя, то на переднем плане оказываются его очерки, в то время как художественные тексты отодвинуты на периферию. Замечания о поэтике даны бегло и чересчур общо. Отмечая "новые способы соприкосновения с материалом": "цвет, звук, запах, материя мира", "мелкие черты, черточки, детали" в прозе 1900 - 1910-х годов (I: 605), Е. А. Дьякова практически дословно повторяет сказанное ею в связи с прозой более раннего периода: "Замечательное знание мелочей российского быта, тонкостей профессий <...> цветов, звуков, запахов..." (I: 590- 591). Этот же перечислительный ряд встречаем и в характеристике очерков Куприна: ""Репортер жизни" с протокольной точностью фиксирует цвета, звуки, запахи, детали бытия (sic! - И. П. )..." Досадна последняя оговорка, которая свидетельствует о том, что автор в данном случае смешивает столь важные для этой эпохи категории быта и бытия, хотя на предыдущей странице (I: 607) рассуждает, сравнивая Куприна с символистами, об особом его подходе к этим категориям.

Полагаю, что следовало бы включить в число обобщающих статей специальный раздел о литературной критике, учитывая особый интерес писателей Серебряного века к творчеству классиков и современников, их "мифологизирующее" отношение к "вечным спутникам", их оригинальные прочтения "зачитанных" текстов, значение их эстетических и теоретических концепций, построенных на фундаменте предшествующей литературы, их вклад в разработку теоретической поэтики, а также тот факт, что критика и эссеистика являются, по сути дела, продолжением их художественного творчества. И хотя в персоналиях основных корифеев литературной критики, эстетики и поэтики, таких как Мережковский, Брюсов, Белый, Вяч. Иванов, Н. Гумилев, этот аспект рассмотрен достаточно полно, введение специального раздела позволило бы организовать материал таким образом, чтобы дать читателю представление о реальных масштабах и значении этой сферы литературной деятельности на рубеже веков. Сюда же могли быть включены и сведения об истории журналистики Серебряного века в ее основных вехах, знаменующих живую литературную жизнь эпохи, борьбу и противостояние, разделение и перегруппировку многочисленных идейных и эстетических течений.

Возможно, в этой главе более органично выглядел бы и В. Вересаев, известный и получивший признание прежде всего как литературный критик и интерпретатор классики, создавший творческие биографии Пушкина и Гоголя, автор популярной у современников книги "Живая жизнь". Подобно символи-

стр. 237


--------------------------------------------------------------------------------

стам, он через критическое исследование, по сути дела, выражал свое миропонимание и утверждал свои жизненные позиции, например в отношении к Ницше или в полемике с Мережковским. И в этом он гораздо более интересен, чем как писатель. Сам по себе очерк о нем написан содержательно, но представляется спорным посвящение ему отдельной главы. С другой стороны, вызывает недоумение отсутствие в данном труде персоналий таких гораздо более значимых и интересных художников, как Б. Зайцев, И. Шмелев, М. Пришвин. Речь об этих писателях заходит лишь в обобщающих главах или в связи с теми, кто удостоился персоналий.

Пожалуй, самый существенный пробел - это очевидно недостаточное внимание к Б. Пастернаку. Упоминание его имени по другим поводам и уделенные ему полторы страницы в статье о футуризме явно не удовлетворят "пользователя". Равно как и отсутствие специального разговора об А. Ахматовой и О. Мандельштаме. Правда, включение последних в общую весьма содержательную и хорошо написанную статью об акмеизме Е. В. Ермиловой несколько искупает положение.

В Предисловии ответственного редактора есть пояснение по поводу персоналии В. Маяковского, "дореволюционное творчество которого представляет собой особый художественный мир, принципиально отличный от его творчества послеоктябрьского времени" (I: 10). Но и у Пастернака первое творческое десятилетие "представляет собой особый художественный мир", весьма существенный и определивший его последующее творчество, хотя и "принципиально отличный" от того, к чему придет Пастернак уже в зрелый свой период. Нет логики в том, чтобы в соответствии с принятой концепцией о границах включаемой в этот труд эпохи делать "исключение" для одного большого художника и не делать его для другого, оставляя его на обочине литературного движения. Принадлежность Пастернака к рассматриваемой эпохе не подлежит сомнению, его роль и значение в культуре Серебряного века трудно переоценить. В Предисловии оговорено, что у двухтомника будет продолжение, в которое, надо полагать, войдут персоналии и Ахматовой, и Мандельштама, и Пастернака. Но это будет иной временной контекст и иной аспект подачи. Картина же Серебряного века, создаваемая в рассматриваемых томах, без творческого портрета Пастернака не обладает полнотой и точностью.

Прежде чем подвести итог, необходимо указать на ряд частных неточностей в отдельных очерках-персоналиях. В целом в интересной и содержательной статье М. В. Козьменко о А. Ремизове речь заходит об идейно-философском стержне романа "Пруд", который возводится к "общей для модернистской литературы рубежа веков гностической парадигме, утверждающей равновеликость для мироздания сил добра и зла" (II: 346). Эта исследовательская "парадигма" получает свое развитие дальше: "Апокрифические легенды "Лимонаря" проникнуты позднейшей разновидностью гностицизма, богомильством - ересью, возникшей внутри христианства в XII в. и признающей равновесие между силами добра и зла, между дьявольским и божеским" (II: 352). А на следующей странице говорится уже о "богомильском гностицизме" (II: 353). Приведенные цитаты свидетельствуют о нерасчлененном представлении о религиозно-мифологических истоках творчества Ремизова и других художников-символистов, что, к сожалению, весьма характерно для многих исследований последних лет, когда такие сложные явления, как гностицизм и богомильство, не только имеющие принципиальные различия между собой, но насчитывающие множество версий каждое и множество генетических связей в исторической ретроспективе, введены в повседневный научный обиход без достаточной мотивировки и необходимого знания. Речь, конечно, идет о силах добра и зла, о Боге и Дьяволе как равновеликих и равнодействующих в мироздании, и восходит это представление к манихейству, религиозному учению, возникшему в III веке в Персии и оказавшему довольно сильное влияние на европейскую культуру (в частности, "Фауст" Гете обязан этим религиозно-мифологическим корням). К гностицизму, по крайней мере, этот аспект имеет весьма сомнительное отношение. Невозможно говорить о "богомильском гностицизме", поскольку богомилы в своем переживании Бога и Дьявола в большей степени восприняли религиозную мифологию Мани. Надо полагать, что у Ремизова есть связи и с гностицизмом, но не по этой линии.

В разделе 4 статьи о Вяч. Иванове "основной пафос "гафизитства"" определяется "своеобразной "переоценкой ценностей"", и далее следует расшифровка: "...лень объявлялась важным делом ("тайномудрое безделье" по словам Кузмина), эротика - путем к мистике <...>, веселье не противоречит серьезности, а вино служит отнюдь не для пьянства, а веселит дух" (II: 218). Но какая же это "переоценка ценностей", если в каждой из позиций воскрешается древняя мудрость, которая, впрочем, никогда и не умирала для поэтов. Достаточно вспомнить пушкинскую "вольность праздную, подругу размышленья" или его же "И far niente мой закон" (dolce far niente - итал. сладкое ничегонеделанье). Приведенной здесь же подсказки Кузмина автор не услышал. Вторая позиция восходит к Платону и тоже пунктиром проходит через мировую культуру. Слово веселье (веселый) наполняется особым смыслом у символистов, откликающимся на его употребление в Библии и вошедшим в соприкосновение с серьезностью "Веселой науки" Ницше, упомянутой автором несколькими стро-

стр. 238


--------------------------------------------------------------------------------

ками ниже и в другой связи. А вино, которое "веселит дух", восходит к Алкею и является ведущим мотивом всей анакреонтики, в том числе и мощной русской анакреонтической традиции. Подобная неточность в трактовке частностей оборачивается искажением общего понимания.

В интересном разборе поэтических ассоциаций М. Кузмина в стихотворении "Любви этого лета" (II: 402), предложенном Н. А. Богомоловым, наряду с комедией Мариво, названного в приведенном тексте, исследователь ссылается на "моцартовскую оперу" в подтверждение "восхитительной легкости", с которой связывается наше представление о "Свадьбе Фигаро". Но музыкально-звукового ряда в процитированных стихах нет. Слово звенящей относится к комедии (звенящий смех, звенящие голоса). Это действительно, скорее, пушкинское "Иль перечти "Женитьбу Фигаро"", с включением трагических обертонов источника. Впрочем, драматический мотив звучит уже с введением в текст образа Пьеро. Но здесь мы выходим за жанровые пределы рецензии и включаемся в соразмышление с автором.

В целом, несмотря на указанные просчеты, "Русская литература рубежа веков" - весьма ценное приобретение для новых поколений ученых-исследователей, преподавателей, студентов и всех желающих узнать больше об отечественной культуре конца XIX - начала XX века. Работа над этим изданием большого коллектива авторов дает пример подвижности, гибкости, оперативности, при сохранении необходимой для академического труда фундаментальности, широты охвата явления в целокупности, научной оснащенности и выверенности. Обширная библиография к каждой статье, включающая и самые последние работы, представляет отдельный интерес.

Без преувеличения можно сказать, что выход этого двухтомника - важное событие академической жизни и отечественной культуры.

стр. 239

Опубликовано 19 февраля 2008 года





Полная версия публикации №1203429171

© Literary.RU

Главная ЛИТЕРАТУРА СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА В АКАДЕМИЧЕСКОМ ОСВЕЩЕНИИ

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LITERARY.RU обязательна!



Проект для детей старше 12 лет International Library Network Реклама на сайте библиотеки