LITERARY.RU → ГОГОЛЬ И НОВАЛИС (К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ) → Версия для печати
Готовая ссылка для списка литературы
С. А. ШУЛЬЦ, ГОГОЛЬ И НОВАЛИС (К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ) // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 19 февраля 2008. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1203428685&archive=1203491298 (дата обращения: 16.04.2024).
По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):
С. А. ШУЛЬЦ, ГОГОЛЬ И НОВАЛИС (К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ) // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 19 февраля 2008. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1203428685&archive=1203491298 (дата обращения: 16.04.2024).
По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):
публикация №1203428685, версия для печати
ГОГОЛЬ И НОВАЛИС (К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ)
Дата публикации: 19 февраля 2008 |
|
Вопрос об отношении Гоголя к немецкому романтизму неоднократно привлекал внимание исследователей. Особенно часто отмечались параллели между творчеством Гоголя и Э. Т. А. Гофмана, реже - Л. Тика, А. фон Шамиссо и др. Вообще, по нашему мнению, проблема связи Гоголя с романтическим движением, романтическим художественным стилем распространяется на гораздо больший временной отрезок, чем период "Вечеров на хуторе близ Диканьки" и "Арабесок", она так или иначе актуальна для всех этапов творчества писателя. Многое в гоголевском мире может быть интерпретировано и понято в аспекте именно романтической эстетики и философии. В данной работе будет затронут вопрос о взаимосвязи между творчеством Гоголя и Новалиса. Новалис - влиятельная фигура раннего, йенского периода романтического движения. В свернутом виде Новалис сформулировал многие последующие превращения романтической идеи. В соответствии с романтическим принципом синтетичности и универсализма Новалис, как и позднее Гоголь, стремился реализовать себя в самых различных областях творчества. Он - поэт ("Гимны к ночи", "Духовные песни"), философ и критик ("Фрагменты"), прозаик. Основные прозаические произведения Новалиса, роман "Генрих фон Офтердинген" и повесть "Ученики в Саисе", остались незавершенными, так же как и главный труд Гоголя "Мертвые души". Для Новалиса эта незавершенность - в согласии с йенским принципом "бесконечности" искусства и фрагментарности мышления - заведомо входит в эстетическое задание, она органична. Гоголь в своей поэме, безусловно, также не мог не быть затронут этим общеромантическим веянием, оставив, однако, открытым вопрос о степени органики в незавершенности поэмы, о чем еще будет говориться далее. Муза Новалиса туманна, метафизична, исполнена прямых философских рефлексий, чудесно-возвышенна. Казалось бы, этот набор качеств во многом противоположен гоголевской эстетике с ее комизмом, карнавальными двусмысленностями, вниманием к бытовой стороне жизни. Но этот вывод преждевременен, поскольку мистическое и философское начало - одно из неотъемлемых гоголевских качеств, всю полноту которых мы до конца еще не открыли и будем долго открывать. Читал ли Гоголь Новалиса? Судить об этом достаточно трудно: практически ни одного упоминания этого имени у Гоголя не встречается. Тем не менее писатели йенского кружка - Вакенродер, Фридрих Шлегель, Тик, Новалис, а также одно время примыкавший к ним Шеллинг - были весьма известны в кругу русских романтиков, их работы публикуются или упоминаются на страницах русских романтических изданий; в 1826 году при участии членов кружка любомудров вышел русский перевод книги Вакенродера "Сердечные излияния монаха, любителя искусств". В этом же году в Германии появилось четвертое, довольно представительное издание сочинений Новалиса (здесь был впервые полностью опубликован его программный трактат "Христианский мир, или Европа"). Имя Новалиса наверняка фигурировало при общении Гоголя с немецкими художниками-"назарейцами" во время их совместного пребывания в Риме. У Гоголя и Новалиса - несколько общих предшественников в истории метафизики и мистики, среди которых Плотин и Беме, а также общие продолжатели - Андрей Белый, Дильтей, Хайдеггер. Точки соприкосновения между Гоголем и Новалисом очевидны в таких ключевых топосах и мотивах их творчества, как поэтизация природы в рамках реанимированной идиллии и представлений о "золотом веке", восславление искусства и стр. 99 -------------------------------------------------------------------------------- художника как носителей и выразителей универсального представления о мире, тема смерти и воскресения, апология христианства. Императив единства человека и природы выдвигался Новалисом как противовес современному этапу развития цивилизации и одновременно, в силу акцента на духовно-культурной стороне жизни, альтернатива просветительской теории "естественного" человека: в повести "Ученики в Саисе" писатель говорит не только о вине культуры перед природой, но и вине природы перед культурой.1 "Золотой век", который Новалис обнаруживал в прошлом и наступления которого ожидал в будущем, по его мнению, представляет собой примирение всех противоположностей, в том числе природы и культуры, материального и духовного, общего и частного и т. п., причем "золотой век" грядущего, пройдя ряд диалектических этапов становления, будет несколько отличаться от своего первого воплощения фактом "единства в разделении, разъединении, многообразии";2 ставится задача нового синтеза, благодаря которому природа бы "снова обучилась более ласковым нравам... стала нежней и усладительней и с готовностью шла навстречу человеческим желаниям".3 Элементы ландшафта, космические стихии рассматриваются Новалисом как открытые к диалогу личности, словно бы наделенные человеческими качествами, одушевленные. Это соответствует сделанному в XX веке предположению швейцарского философа и психолога К. Г. Юнга о существовании "unus mundus" - "мира, в котором материя и психика еще не различимы или не реализованы по отдельности".4 Разлитая по "Вечерам на хуторе близ Диканьки" "пантеистическая", "натурфилософская" стихия, акцентирование избыточности даров природы напоминают о мире "золотого века", чреватом, однако, метаморфозой в сторону безобразия: стоит только вещественному забыть о своей связи с духовным, с "небом", в функционировании посюстороннего мира происходят негативные превращения. Нерасчлененность в "Вечерах..." многосложного потока жизни, "коллективного народного тела" (М. М. Бахтин) особенно выразительно проявляется в обильном описании процессов еды, которые устанавливают специфическую корреляцию "духовных и физических способностей",5 что созвучно мыслям Новалиса из его "Теплитцких фрагментов" о связи самых грубых отправлений человеческой жизни с универсумом, с природой. Эволюция гоголевских пиршественных образов закономерно и внутренне логично, по нашему мнению, приведет к изображению и апологии таинства евхаристии в "Размышлениях о Божественной Литургии".6 Ср. мысль Новалиса о том, что христианство - это "вера в способность всего земного быть вином и хлебом вечной жизни".7 Высокая роль поэта трактуется обоими авторами как миссия приближения нового "золотого века", причем у Гоголя, по сравнению с натуралистичностью и конкретностью новалисовской футурологии (упразднение времен года, начало нового биологического цикла, рождение "звездного" человека и т. д.), контуры будущего -------------------------------------------------------------------------------- 1 Берковский Н. Я. Романтизм в Германии. Л., 1973. 2 Цит. по: Габитова Р. М. Философия немецкого романтизма (Фр. Шлегель. Новалис). М., 1978. С. 228. 3 Новалис. Ученики в Саисе // Немецкая романтическая повесть: В 2 т. М.; Л., 1935. Т. 1. С. 118. 4 Юнг К. Г., Франц М. Л. фон, Хендерсон Дж. Л., Якоби И., Яффе А. Человек и его символы. М., 1998. С. 310. 5 См.: Манн Ю. В. Поэтика Гоголя. 2-е изд. М., 1988. С. 130 - 169. 6 Ср.: Виноградов И. А. Гоголь и литургия // Литературная учеба. 1995. N 2. Ср. также: Шульц С. А. Гоголь: от драматургии к "Размышлениям о Божественной Литургии" // Гоголез-навч1 студи. Гоголеведческие студии. Нежин, 1999. Вып. 4. 7 Новалис. Христиански мир, или Европа // Arbor mundi = Мировое древо. 1994. N 3. С. 163. стр. 100 -------------------------------------------------------------------------------- (предполагаемый третий том "Мертвых душ") остаются не столь ясны. Они выводятся автором и читателем в основном по контрасту, в противоположность к отрицательным явлениям современности, ее раздробленности и хаотичности. Идеал Гоголя соотносится с упорядочиванием, облагораживанием действительности через гармонизацию, просветление и просвещение внутреннего мира личности. Орфически-романтическая концепция художника как демиурга, пророка, культурного героя у Новалиса и Гоголя (в поздний период) обретает дополнительные христианские оттенки искупления художником грехов мира. Однако если для Новалиса фигуру художника приподнимает над остальными людьми уже наличие самого творческого статуса и дополнительных этических, эстетических усилий со стороны творческой личности не требуется, то для Гоголя дело обстоит иначе. В 1840-е годы Гоголь требует от творца полного внутреннего совершенства, которое превращается в непрерывный, бесконечный процесс духовного роста. Новалисовская сентенция о поэтах-жрецах из "Генриха фон Офтердингена" корреспондирует жреческой концепции поэта в "Арабесках" и содержит деталь, которая потом будет повторена и переосмыслена Гоголем в "Выбранных местах из переписки с друзьями". У Новалиса: "поэты... даже увлекали мертвые камни, заставляя их стройно двигаться в мерном танце".8 У Гоголя: "Стыдно тратить лирическую силу в виде холостых выстрелов на воздух, когда она дана... на то, чтобы взрывать камни и ворочать утесы".9 В то же время обретению новалисовским героем как своеобразной проекцией автора художнического статуса соответствует сложный процесс его "воспитания" (сам жанр "Генриха фон Офтердингена" - жанр романа воспитания), взросления и становления. "Мертвые души" подразумевают столько же воспитание главного героя (и остальных персонажей), сколько их мгновенное, чудесное - на внешне нечудесном или малочудесном фоне - перерождение; реалии детства и становления Чичикова, воспроизведенные в последней главе первого тома, заставляют говорить скорее об антивоспитании, долженствующем обратиться в нечто иное (ср. в этой связи образ Муразова во втором томе, наставляющего Чичикова на путь истинный, или финальный образ генерал-губернатора с его пламенной речью). В любом случае предполагаемый идеал Гоголя оказывается связанным не столько с конкретными образами, сколько с идеальными, полными и совершенными (в христианском понимании) духовными качествами и состояниями. Проблема искомого воскресения гоголевских героев - проблема не столько художественного содержания и художественной философии, сколько проблема изображения, т. е. формы. Ср. в этой связи пассаж о Чичикове из "Мертвых душ": "Не загляни автор поглубже ему в душу, не шевельни на дне ее того, что ускользает и прячется от света, не обнаружь сокровеннейших мыслей, которые никому другому не вверяет человек, а покажи его таким, каким он показался всему городу, Манилову и другим людям, и все были бы радешеньки и приняли бы его за интересного человека" (V, 221 - 222). "Воспитание" в "Мертвых душах" понято и как самовоспитание, самоочищение, обретение своего истинного пути и истинного места в мире, причем самовоспитание героя должно мыслиться в соотношении с неуклонным самовоспитанием автора как человека и художника, а также посвященного в их тайны третьего лица коммуникации - читателя: "...много нужно глубины душевной, дабы озарить картину, взятую из презренной жизни, и возвести ее в перл созданья. <...> И далеко еще то время, когда иным ключом грозная вьюга вдохновенья подымется из об- -------------------------------------------------------------------------------- 8 Новалис. Генрих фон Офтердинген // Избр. произв. немецких романтиков: В 2 т. / Пер. 3. Венгеровой; Под ред. С. Ошерова. М., 1979. Т. 1. С. 222. 9 Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 9 т. М., 1994. Т. VI. С. 65. Далее ссылки на это издание в тексте. стр. 101 -------------------------------------------------------------------------------- леченной в святый ужас и в блистанье главы и почуют в смущенном трепете величавый гром других речей..." (V, 124). Отсюда исключительная роль собственного душевно-духовного "лада", на существовании которого в художнике настаивал непосредственный предшественник Новалиса в жанре романа воспитания Гете: "Роман - это субъективная эпопея, в которой автор испрашивает дозволения на свой лад перетолковывать мир. А стало быть, весь вопрос в том, обладает ли он своим собственным ладом. Остальное приложится".10 Переинтерпретация мира, исходя из богатства собственной субъективности, собственных духа и души, совершаемая в романе, по мнению Гете, на основе классической эпической формы с ее объективированием и широкой панорамой мира, требует для Гоголя постоянной и сложной взаимосвязи между художником и миром, который он перетолковывает и одновременно творит как бы заново. Именно поэтому Гоголь немного комично с виду будет постоянно просить своих читателей об откликах на его поэму, чтобы мгновенно и оперативно зафиксировать все возможные точки непонимания и одновременно получить толчок к движению вперед, будучи уверенным в правильности избранной линии. Подобными просьбами наполнены и пояснения к поэме в "Выбранных местах из переписки с друзьями", и предисловие автора ко второму изданию "Мертвых душ": "Кто бы ты ни был, мой читатель... я прошу тебя помочь мне. <...> ...Я прошу тебя, читатель, поправить меня" (V, 7). Очевидное для Гете и Новалиса единство универсума, при котором всякий призыв одной его составляющей находит отклик в другой, при котором мир и его основа постоянно взаимоотражаются друг в друге и в каждом человеке, для Гоголя скорее задано, чем дано. Постулируя связь каждой души с душой мировой, Гоголь в то же время фиксирует постоянные смещения этой связи, постоянные отклонения исполнения от задания - по своеобразной "неевклидовой логике", как заметил Ю. В. Манн. Категория "души", столь важная для пантеизма и "Магического идеализма" (идея взаимоперехода различных вещей друг в друга) Новалиса ("Заметки 1795- 1796 гг.", "Логологические фрагменты"), в наибольшей степени будет заботить Гоголя именно в период работы над "Мертвыми душами". Причем если Новалис рассматривал возможность достижения человеком такого состояния, когда душа сможет "одухотворять" тело ("духовный гальванизм"), то Гоголь, допуская эту перспективу, все же нередко был склонен говорить о выходе души за телесную оболочку. Отсюда желание Катерины ("Страшная месть") и Поприщина ("Записки сумасшедшего") унестись прочь "с этого света", а также такой во многих отношениях ключевой эпизод первого тома, как смерть прокурора, единственно благодаря которой только и обнаруживается, что "у покойника, точно, была душа" (V, 191) - эта сцена прямо проецируется на заданный заглавием поэмы широкий символический фон. Видеть в этом только гностическое неприятие плоти, как предполагает М. Вайскопф,11 не вполне корректно: речь идет о гораздо более сложных и до конца не артикулируемых представлениях Гоголя об отношениях духовного и материального. Новалисовский Генрих фон Офтердинген сочетает черты Орфея и Христа, в неосуществленном продолжении романа ему должны были быть приданы функции воскресителя мертвых и всеобщего спасителя. Сама тематика неразрывности смерти и воскресения во многом является ключевой для романа, а также для "Гимнов к ночи" и "Духовных песен", она определяет и художественную идею поэмы "Мертвые души". Понятие смерти у Гоголя нередко интерпретируют весьма однобоко, -------------------------------------------------------------------------------- 10 Гете И. В. Собр. соч.: В 10 т. М., 1980. Т. 10. С. 424. 11 См.: Вайскопф М. Сюжет Гоголя. Морфология. Идеология. Контекст. М., 1993. стр. 102 -------------------------------------------------------------------------------- узкоотрицательно, между тем как диалектически-мистическая интерпретация этой темы Новалисом как духовного симптома эпохи позволяет взглянуть на мир Гоголя несколько по-иному. Гоголевский Чичиков сочетает черты антихриста и апостола Павла,12 его будущее "воскресение" вписано в контекст преображения остальных героев и всего внешнего мира. Полнотой ведения о смерти и жизни оказывается наделен автор, вполне зримо присутствующий в поэме и являющийся ее героем. Можно сказать, что место новалисовского идеального героя словно бы заменяется у Гоголя сложным, условным тандемом героя (Чичиков) и автора, причем последний совершает духовное восхождение, параллельное горизонтальным перемещениям Чичикова, и стремится наставить героя. В творчестве Новалиса смерть и ее семантические корреляты (ночь, тьма) рассматриваются как некое благодатное, исконное состояние мира, когда отступает суета и неправда дня, когда живые и мертвые получают возможность взаимного мистического контакта. При этом в названных произведениях Новалиса, как и у Гоголя, затронуты именно христианские аспекты ночной темы: воскресение Спасителя, напоминает Новалис, также произошло "святою ночью".13 Без ночи не было бы и света дня, без смерти не было бы и воскресения. Как напишет Новалис в своих "Фрагментах", смерть - это "романтизированный принцип нашей жизни. Смерть - это жизнь после смерти. Жизнь усиливается посредством смерти".14 В этом смысле "смерть" (и метафорическая, и буквальная) героев "Мертвых душ" - залог их неизбежного будущего воскресения. Примечательны гоголевские заметки о Радунице как об "отрадном празднике заупокойном", записи о "христосованьи с покойниками в Светлую седмицу" (VII, 443), выписки из Тертуллиана: "...Времена начинаются там, где скончиваются <...> все, погибая, сохраняется, все, умирая, преобразуется" (VIII, 549) или слова из "Выбранных мест": ""Не оживет, аще не умрет", - говорит апостол. Нужно прежде умереть, для того чтобы воскреснуть" (VI, 82). В то же время Гоголь, в отличие от Новалиса, имеет дело с гораздо более сниженным ("подлым", по собственному определению), метафизически более аморфным и несобранным материалом (в терминологии Андрея Белого, получается "фигура фикции": "ни то, ни се"), заостряя при этом самый момент его греховности, т. е. коннотируя символику смерти в том числе моралистически. Вообще отдельное, специальное сопоставление романа Новалиса и поэмы Гоголя было бы чрезвычайно продуктивным. В качестве царства смерти художественную реальность "Мертвых душ" уже сближали с дантовским "Адом", с "веселой преисподней" четвертой книги "Гаргантюа и Пантагрюэля" Ф. Рабле, и новое ее сравнение с миром мертвых "Генриха фон Офтердингена" во многом неизбежно. Ср. черновики новалисовского романа: встречаемый героем монастырь "чудесен словно вход в Рай... Монахи в нем образуют нечто вроде колонии призраков... Все обитатели монастыря - мертвы".15 При этом веселая эсхатология "Мертвых душ" по-своему оттеняет эфирно-прозрачный, далеко не в такой мере диссонансный мир "Генриха фон Офтердингена". Повествование Новалиса получает толчок от изображения благостного мистического сна Генриха, проходя затем через не нарушаю- -------------------------------------------------------------------------------- 12 См.: Гольденберг А. Х. "Житие" Павла Чичикова и агиографическая традиция//Проблема традиций и новаторства в русской литературе XIX - начала XX в. Горький, 1981; Шульц С. А. Гоголь. Личность и художественный мир. М., 1994. С. 107 - 109, 112; Гольденберг А. Х., Гончаров С. А. Легендарно-мифологическая традиция в "Мертвых душах" // Русская литература и культура Нового времени. СПб., 1994; Гончаров С. А., Гольденберг А. х. Павел Чичиков: судьба героя в легендарно-мифологической перспективе // Имя - сюжет - миф. СПб., 1996. 13 Поэзия немецких романтиков. М., 1985. С. 34. 14 Литературные манифесты западноевропейских романтиков / Пер. Т. И. Сильман и А. С. Дмитриева. М., 1980. С. 106. 15 Цит. по: Михайлов А. В. Комментарии // Поэзия немецких романтиков. С. 450. стр. 103 -------------------------------------------------------------------------------- щие изначальной гармонии преграды к достижению мистической цели - обретению героем самого себя - и долженствуя быть завершенным ею. Гоголевское же повествование постоянно "сбивается" на диссонансы и гротески, один гротеск наслаивается на другой, другой на третий и т. д. Конкретные национальные декорации, средневеково-немецкие у Новалиса и русские у Гоголя, при всей их важности для каждого автора, выступают в роли некоей "метафоры", представительствующей за все человечество. По удачному выражению Т. Манна, в феномене Новалиса (и добавим - Гоголя) "художественное чувство живописно-национального развилось до универсально-человеческого, и национализм и универсализм счастливо сосуществовали".16 В рамках новалисовского романа и отчасти гоголевской поэмы остается достаточно неразрешимым важное противоречие: происходит ли ожидаемое "воскресение" в результате приложения героями неких реальных усилий или оно основывается на изменении нашего (авторского, читательского) понимания, толкования мира и человека, появлении принципиально нового взгляда на них? У Новалиса снятие этого противоречия во многом завязано на вопросе о "романтизации" мира, т. е. его поэтизации и одухотворении как задаче поэта, причем Новалис сближает категории "романтизации" и "романа" как этимологически родственные. Как пишет Р. М. Габитова, "если в повести "Ученики в Саисе" будущий "золотой век" выступает в виде взаимопроникновения и слияния человека и природы, в речи "Христианство, или Европа" - в виде возрожденного и обновленного христианства, в "Гимнах к ночи" и "Духовных песнях" - в виде царства Бога, в сочинении "Вера и любовь" - в виде идеализированной семейной монархии, то в романе "Генрих фон Офтердинген" его отличительной чертой становится проникнутость поэзией".17 Гоголь намеренно и демонстративно выбирает для "Мертвых душ" обозначение поэмы, на свой лад пытаясь возвысить смысл произведения как отчасти близкий высокой классической эпопее, хотя бы и пародируя эту последнюю.18 Часто отмечается незавершенность новалисовских образов: "...художественный образ человека ни в одном произведении не доведен до конца, в нем, то есть в художественном образе, будто демонстрируется процесс строительства образа, поэтому постоянно возникают вопросительные ситуации, показывающие бесконечный поиск писателя".19 Здесь нужно разделить проблему изображения и проблему изображаемого: идет ли речь о незавершенности смысловой или незавершенности формальной? Прежде всего - о смысловой, поскольку потенциальность самораскрытия души в мире для Новалиса никогда не может быть исчерпана. Что же касается незавершенности формальной, то она также входит в задание Новалиса, ибо искусство как реализация жизни, универсума, души должно выражать собою эту органику открытости. Имея в виду оба эти измерения незавершенности, ученик Гоголя Андрей Белый писал: "...особенность процесса творчества в Гоголе та, что ни в чем не закончен он".20 Поэтому незавершенность "Мертвых душ" имеет и вполне органические, неслучайные основания. Вторжение в эпический мир лирически-музыкального начала, столь серьезное у Новалиса ("открыто серьезное", как сказал бы Бахтин), в гоголевской поэме ока- -------------------------------------------------------------------------------- 16 Цит. по: Михайлов А. В. Комментарии // Эстетика немецкого романтизма. М., 1987. С. 572. 17 Габитова Р. М. Указ. соч. С. 252; см. также: Mahl H. J. Die Idee des goldenen Zeitalters im Werk des Novalis. Heidelberg, 1965. 18 См.: Шульц С. А. Чичиков: Одиссей или Эней. (Об эпическом в "Мертвых душах") // Гоголевский сборник. СПб.; Самара, 2003. 19 Грешных В. И. Ранний немецкий романтизм: фрагментарный стиль мышления. Л., 1991. С. 92. 20 Андрей Белый. Мастерство Гоголя. [2-е изд.] М., 1996. С. 339. стр. 104 -------------------------------------------------------------------------------- зывается несколько децентрирующим самый повествовательный стержень, еще более смещая произведение в сторону от классического эпического канона. С другой стороны, субъективное начало привносит в мир гоголевской поэмы моменты комизма, заставляя говорить о рецепции серьезно-смеховых жанров. Нужно обратить внимание на сходство общей структурной канвы произведений, тщательно продуманной у обоих авторов: она дана в форме путешествия героя, во время которого тот последовательно встречается с разными людьми, оттеняющими его характер, в качестве итога путешествия намечено преображение не только героя, но и всего мира. Путешествие Генриха - откровенно символическое и метафизическое, это путешествие "внутрь себя", поэтому встреченные им персонажи не вполне самоценны в фабульном отношении, а раскрывают какую-то из сторон самого Генриха. В чичиковском же путешествии символика менее явна, она запрятана, в то же время подразумевается как фон и итог; гоголевская панорама характеров также во многом иерархична и не столько оттеняет чичиковские качества, сколько фиксирует протеизм героя. Новалис открывает во встреченных Генрихом целые миры и жизненные программы, Гоголь больший упор делает на характерологию, на выведение колоритных национальных типажей, однако за всем этим стоит нечто куда более глубокое: раскрытие и самораскрытие души во всех степенях ее величия и низости. Почти что платоновская "мировая душа" высказывает себя через эти лики, а за нею встает мир души многоликого автора, наблюдающего искажения и гримасы земных воплощений этой праосновы. Магистральная линия новалисовского романа "Генрих - Матильда" наводит на сравнение с пунктирной линией "Чичиков - губернаторская дочка", выступающей своеобразным амбивалентным коррелятом по отношению к первой линии. Кстати, роль губернаторской дочки в развитии гоголевского повествования достаточно велика: ведь Чичиков теряет свой вес в глазах дам (а значит, и в глазах общества) не столько из-за путаных обличений Ноздрева (и столь же невнятных последующих откровений Коробочки), сколько из-за своей сосредоточенности на этой барышне в ущерб остальным.21 Жанр романа воспитания как таковой конституируется на основе инициальной схемы,22 которая очевидна у Новалиса и менее очевидна, но от этого не отсутствует, у Гоголя. Хотя описание детства Чичикова отнесено в самый конец первого тома, это не снимает проблемы взросления и "воспитания" (на деле антивоспитания, как уже говорилось) героя (ср. в этой связи интересные параллели между биографией Чичикова и апокрифическим "Житием антихриста"23 ). Вместе с тем наибольшее внимание Гоголь - и этого нет у Новалиса - стремится уделить "воспитанию" читателя, условный образ которого постоянно присутствует в сознании автора в качестве некоего "идеального" реципиента, который призван воплотить содержащийся в поэме мотив самосовершенствования и духовного возрождения, усвоить морально-психологический урок, - отсюда сложная гоголевская поэтика предвосхищения читательской реакции, ее моделирования и одновременно зависимости от нее. То, о чем говорил Платон в "Федре" - каждое высказывание уже содержит и раскрывает душу воспринимающего, Гоголь прекрасно осознавал, изучая свою реа- -------------------------------------------------------------------------------- 21 Когда губернаторскую дочку сравнивают с Беатриче (Смирнова Е. А. Поэма Н. В. Гоголя "Мертвые души". Л., 1987. С. 133 - 134), это в какой-то степени натяжка, но сам вектор сопоставления (высокий) выбран правильно. На наш взгляд, героиня оказывается гораздо ближе гофмановской Олимпии ("Песочный человек") - автомату, который губит Натанаэля; в описании барышни Гоголем также акцентированы элементы безжизненности и она также способствует погибели героя. 22 Мелетинский Е. М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. М., 1986. 23 Гончаров С. А. Творчество Гоголя в религиозно-мистическом контексте. СПб., 1997. С. 215 - 216. стр. 105 -------------------------------------------------------------------------------- льную и потенциальную аудиторию, которая собственно - именно в реальном и грандиозно потенциальном по охвату качестве - и была "прототипом" "Мертвых душ". Перед Новалисом такой проблемы не стояло, поскольку он созерцал не дробный, рассыпающийся мир "Мертвых душ", а мир гармоничный, упорядочиваемый и упорядоченный. Обнаруживается сходство между героем "Вия" "философом" Хомой Брутом и Генрихом. Хома как философ в русле архаическо-романтической логики соотносится с фигурой художника и жреца, а его сошествие "в ад" за умершей панночкой, сопряженное с запретом на взгляд, заставляет вспомнить миф об Орфее и Эв-ридике.24 Так же как и Хоме Бруту, Офтердингену открывается совершенно новый, доселе невиданный аспект реальности: "Мысли и чувства его перелились в странные сны. Глубокий синий поток сверкал среди зеленой равнины. По гладкой поверхности воды плыла лодка. Небо было ясно, поток спокоен... <...> Маленький родничок бил на склоне холма и звенел, как чистый колокольчик. <...> Он шел все дальше и дальше, цветы и деревья заговаривали с ним. <...> ...Он снова услышал ту простую песенку. И побежал навстречу звукам... <...> Он поднял глаза: голубой поток медленно плыл над их головами"; "Вечер был ясный и теплый. Месяц ярко сиял над холмами и навевал на все творенье странные грезы. Сам подобный грезе солнца, он плыл над подобным грезе миром... и возвращал природу, разделенную ныне бессчетными границами, к сказочной довременности... Он увидел свое обиталище лишь маленькой комнатой, вплотную пристроенной к высокому собору, от каменного пола которого веет суровостью прошлого, а с купола навстречу прошлому реет ясное, радостное будущее в образе поющих золотых ангелочков. Мощные звуки дрожали, врываясь в их серебристое пение".25 Это весьма, порою даже буквально, близко видениям гоголевского "философа", парящего в небесах: "Обращенный месячный серп светлел на небе. Робкое полночное сияние, как сквозное покрывало, ложилось легко и дымилось по земле. Леса, луга, небо, долины - все, казалось, как будто спало с открытыми глазами. <...> ...Трава, бывшая почти под ногами его, казалось, росла глубоко и далеко, и что сверх ее находилась прозрачная, как горный ключ, вода, и трава казалась дном какого-то светлого, прозрачного до самой глубины моря... Вместо месяца светило там какое-то солнце; он слышал, как голубые колокольчики, наклоняя свои головки, звенели" (II, 152 - 153). У обоих авторов присутствуют мотив опрокинутого водного потока; звук, напоминающий колокольчик; метафора "серебра". Интересно совпадение топики собора; однако если у Новалиса она задана в однозначно позитивном аспекте и предвещает будущее воскресение, то в повести Гоголя собор становится местом гибели героя. С другой стороны, позже Гоголь, отчасти как бы в духе этого новалисовского пассажа, будет говорить о первом томе "Мертвых душ" именно как о всего лишь крыльце к грандиозному дворцу, который "строится" автором (IX, 161). Интересны и другие переклички между текстами Гоголя и Новалиса. В частности, новалисовская фраза: "...начинаешь видеть сцепление минувшего и грядущего... научаешься видеть историю как сочетание надежды и воспоминания"26 - словно объясняет загадочные слова, обращенные Гоголем к своему гению накануне 1834 года: "Нет, это не мечта. Это та роковая грань между воспоминанием и надеждой. Уже нет воспоминания, уже оно несется, уже пересиливает его надежда..." (VII, 147). -------------------------------------------------------------------------------- 24 Подробнее см.: Шульц С. А. Миф о художнике в контексте нарративной двуплановости повести "Вий" // Гоголезнавчі студіі. Гоголеведческие студии. Нежин, 2000. Вып. 5. С. 65. 25 Новалис. Генрих фон Офтердинген. С. 284 - 285, 260 - 261. 26 Там же. С. 266. стр. 106 -------------------------------------------------------------------------------- Католицизм для Новалиса знаменует прежде всего духовно-этическое единство всех европейцев, их проникнутость общим надличностным началом: "Христианский мир должен вновь сформироваться, не обращая внимания на государственные границы. Такая церковь примет в свои недра все души, жаждущие сверхъестественного, и охотно станет посредницей между старым и новым миром".27 Идея единого европейского мира характерна для раннего Гоголя, существуя не столько в религиозном, сколько в культурно-историческом контексте: крайне выразителен пассаж из статьи "Об архитектуре нынешнего времени" (вошла в "Арабески"), содержащий прославление готики (как известно, в этом стиле православные храмы, за редчайшим исключением, не строились): "...у нас в Европе в средние века" (VII, 242). Идеализация христианско-европейского средневековья оказывается общим моментом художественно-исторического мышления двух авторов. Критикуя Европу эпохи Нового времени (при этом современная ему Италия, например, к ней не отнесена ("Рим")) и настаивая на особой роли православия в мире (глава "Светлое воскресение" в "Выбранных местах"), Гоголь универсализировал "родное" как "вселенское", надеясь открыть путь к христианской жизни окружающим. -------------------------------------------------------------------------------- 27 Новалис. Христианский мир, или Европа. С. 163. стр. 107 Опубликовано 19 февраля 2008 года Полная версия публикации №1203428685 → © Literary.RU Главная → ГОГОЛЬ И НОВАЛИС (К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ) При перепечатке индексируемая активная ссылка на LITERARY.RU обязательна!
|
|